Витторио-вампир - Райс Энн
Должно быть, на пятнадцатую ночь, появившись в городе, мы сразу поняли, что остались в живых только двое. Нам было слышно, как тихо напевает себе под нос крошечный старичок, сидя в опустевшей гостинице с незапертыми дверями. Он был чудовищно пьян, и его влажное, раскрасневшееся лицо сияло при свете свечи. Он с шумом разбросал карты по кругу на столе для пасьянса, известного под названием «Часы».
Францисканский священник сидел с ним рядом. Когда мы вошли в гостиницу, он посмотрел на нас бесстрашно и спокойно.
Меня обуревал голод, опустошающий голод, я думал только об их крови.
– Я никогда не называл тебе свое имя, не так ли? – осведомился он у меня.
– Нет, вы никогда его не называли, отец, – согласился я.
– Иешуа, – сказал он. – Таково мое имя, Фра Иешуа. Вся остальная община ушла обратно в Ассизы, и они забрали с собой последних детей. Им предстоит длительное путешествие на юг.
– Я знаю об этом, отец, – откликнулся я. – Я бывал в Ассизах, молился там святому Франциску. Скажи мне, отец, когда ты смотришь на меня, не видишь ли ты вокруг ангелов?
– А почему я должен видеть ангелов? – спокойно возразил он. Он перевел взгляд с меня на Урсулу. – Я вижу здесь красоту, вижу юность, запечатленную в полированной слоновой кости. Но я не вижу ангелов. И никогда их не видел.
– Я встречал их однажды. Могу я присесть?
– Поступай, как тебе угодно.
Он наблюдал за нами, стараясь сидеть прямо на простом деревянном стуле, в то время как я уселся напротив него, совсем так же, как было в тот день, на открытом воздухе, но теперь мы находились не в беседке, увитой зеленью и благоухающей под лучами солнца, а в помещении внутри самой гостиницы, где пламя свечей освещало большее пространство и где было гораздо теплее.
Урсула смущенно поглядела на меня. Она не имела ни малейшего представления о том, что я задумал. Я никогда не видел ее беседующей с каким-либо человеческим существом, за исключением меня самого и детей, с которыми она забавлялась, – другими словами, она разговаривала лишь с теми, благодаря кому оживало ее сердце и кого она отнюдь не собиралась убивать.
Я не мог даже представить себе, что она думала об этом крошечном человечке и о его сыне, священнике-францисканце.
Старику удалось разложить свой пасьянс.
– Вот, видишь, я говорил тебе, что сойдется. Наша удача! – сказал он с удовлетворением и сложил грязные, потертые карты в колоду, чтобы перетасовать их и разложить пасьянс снова.
Священник взглянул на него остекленевшими глазами, словно не мог собраться с мыслями, чтобы обмануть или подбодрить старика-отца, а затем снова посмотрел на меня.
– Я видел этих ангелов во Флоренции, – сказал я, – и разочаровал их, нарушил данную им клятву, утратил свою душу.
Он отвернулся от отца и пристально взглянул на меня.
– К чему ты продолжаешь мне это рассказывать?
– Я ведь не приношу вам никакого вреда. Как и моя спутница, – со вздохом оправдывался я.
Наступил тот момент в нашей беседе, когда мне нужно было протянуть руку за чашкой или за высокой пивной кружкой и отпить хоть чего-нибудь. Голод уже измучил меня. Интересно, страдает ли от жажды и Урсула? Я уставился на вино священника, которое теперь ничего не значило для меня, абсолютно ничего, поглядел прямо ему в лицо, покрывшись потом от яркого сияния и жара, исходившего от свечей, и продолжил:
– Я хочу, чтобы вы знали о том, что я видел их, что я говорил с ними, с этими ангелами. Они пытались помочь мне расправиться с чудовищами, захватившими власть над вашим городом и над людьми, которые здесь жили. Я хочу, чтобы вы знали об этом, отец.
– Зачем, сын мой, почему ты мне все это рассказываешь?
– Потому что они были красивы, и они были такими же настоящими, как мы с вами, и вполне реальными. Вы видели самые отвратительные свойства человека; вы могли видеть праздность и предательство, трусость и обман. Теперь вы видите перед собой демонов, вампиров. Ладно, я хочу, чтобы вы знали, что своими собственными глазами я видел ангелов, настоящих ангелов, великолепных ангелов, и что они были еще более прекрасны, чем я смог бы когда-нибудь выразить словами.
Он долгое время смотрел на меня задумчиво, затем взглянул на Урсулу, встревоженно наблюдавшую за мной, наверное более испуганную, чем я сам, и сказал:
– Почему же ты предал их? Зачем они вообще явились к тебе, хотелось бы знать, и, если к тебе на помощь пришли ангелы, почему же ты не оправдал их надежды?
– Из-за любви, – с улыбкой пожал я плечами. Он не ответил.
Урсула склонила головку мне на плечо. Я ощутил, как ее распущенные волосы коснулись моей спины.
– Из-за любви! – повторил священник.
– Да, а также во имя чести.
– Честь…
– Никто не сможет понять это. Господь не приемлет этого, но это правда, а теперь, отец, скажите, что разделяет нас – вас, и меня, и эту женщину, сидящую рядом со мной? Что пролегло между нами – между почтенным священником и парой демонов?
Маленький проказник внезапно шаловливо расхохотался. Он с шумом шлепнул по столу великолепной комбинацией из карт.
– Взгляните на это чудо! – воскликнул он, глядя на меня своими крошечными хитрыми глазками. – Ох, ведь вы задали вопрос, простите меня великодушно. Я знаю ответ на него.
– Ты не шутишь? – спросил священник, поворачиваясь лицом к старому гному. – Ты знаешь ответ?
– Разумеется, знаю, – сказал его отец. Он вытянул из колоды еще одну карту. – Знаю, что удерживает их от достойной исповеди: слабость и боязнь попасть в ад, если им придется распрощаться с жизнью.
Священник в полном изумлении уставился на старика.
Я тоже застыл, не зная, что ответить.
Урсула промолчала. Затем поцеловала меня в щеку.
– Давай оставим их теперь в покое, – шепнула она. – Санта-Маддаланы больше не существует. Пошли отсюда.
Я обвел взглядом потемневшую комнату гостиницы, посмотрел на старые бочки. Терзаемый чувством недоумения, потрясенный печалью, разглядывал я вещи, к которым прикасались и которыми пользовались человеческие создания. Я смотрел на натруженные руки священника, сложенные перед ним на столе, на волоски, покрывавшие тыльную сторону ладоней, на толстые губы и большие опечаленные глаза, в которых стояли слезы.
– Примете ли вы от меня такое признание? – прошептал я. – Такое тайное, об ангелах? О том, что я видел их! И вы сами, вы видите, кто я такой, и знаете, следовательно, что я знаю то, о чем говорю. Я видел их крылья, я видел их нимбы, я видел их белые лица, и я видел меч Мастемы, самого могущественного, и это они помогли мне разгромить замок и обратить в прах всех этих демонов, за исключением одного, этого дитя-невесты. Отныне она стала моей.
– Дитя-невеста… – прошептала Урсула. Эти слова принесли ей радость. Она взглянула на меня мечтательно и с закрытым ртом пропела нежную старинную мелодию, припев песни из времени ее смертной жизни.
Она торопливо прошептала, сжав мою руку:
– Уйдем отсюда, Витторио, оставь этих людей в покое и следуй за мной – я расскажу тебе, как действительно была когда-то девочкой-невестой. – Она взглянула на священника, вдохновившись давними воспоминаниями. – Я и вправду была невестой. Они пришли в замок моего отца и купили меня как невесту. Они говорили, что я должна быть девственницей, и с ними вместе явились повивальные бабки и принесли с собой чашу с теплой водой. Они осмотрели меня и сказали, что я девственна, и только после этого Флориан забрал меня. Я стала его невестой.
Священник пристально смотрел на нее, как если бы не мог сдвинуться с места. А старик продолжал заниматься своими картами, время от времени бросая на Урсулу заинтересованный взгляд.
– Можете ли вы представить мой ужас? – спросила, обращаясь к ним, Урсула. Она взглянула на меня, откидывая волосы на спину. Они снова падали мягкими волнами, вызволенные из кос, в которые она заплетала их ранее. – Можете вообразить, что я почувствовала, сев в карету, когда увидела, кто стал моим женихом, увидела эту бледную тварь, мертвеца, какими теперь стали и мы сами?
