Дарья Беляева - Крысиный волк

Место было для него новое. Нельзя было долго задерживаться на одном, поэтому они с Меламом вдвоем курсировали по территории, захваченной врагом.

Врагом? Шацар приучил себя думать фразами с агитплакатов, чтобы сердце его казалось горячее, чем у самых отъявленных патриотов. Даже наедине с собой он старался думать о других Инкарни только как о врагах.

Они появились около полудня. Пришли за водой, разумеется. Молодые парень и девушка, смешливые и громкие. Маленькие птички, крохотные зверьки. Еще чуть-чуть беззащитности и неловкой злости — и в них стало бы стыдно стрелять.

Первым Шацар снял парня.

— Двести сорок пять, — прошептал он одними губами. Затем прицелился в девушку и понял, что знает ее. Нет, знает — не то слово. Видел — всего один раз. Шацар выстрелил прежде, чем вспомнил — когда. Сначала стреляй, потом думай, тогда будешь жить. Будешь жить ты — будет и Мелам. Выполнишь свое обещание. Молодец.

Девушка, упавшая прямо в озеро и теперь плававшая там тухлой рыбиной, была той самой красавицей с баррикад. Она помогла Шацару устроить пожар, скрыла следы его кражи.

С папкой, которую Шацар спас благодаря ей, он до сих пор не расставался.

Она выжила и сражалась. Шацар испытал легкую неприязнь к себе, будто у него заболел зуб в неподходящий момент. Надо было сниматься с места, выстрелы были слышны. У него было около пяти минут.

— Двести сорок шесть, — прошептал он. Шацар поднялся, боль в затекших мышцах тут же дала о себе знать. Он двинулся к убежищу, осторожно и быстро. Минут через десять, когда Шацар был уверен, что оторвался, ему на плечо уселся Мардих.

— Все в порядке? — спросил Шацар.

— Ну, разумеется. Но ты же понимаешь, что я тебя не одобряю.

Шацар кивнул. Конечно, Мардих его не одобрял — но и сам он предал Двор уже очень давно. Шацар его, в конечном итоге, не держал.

— От твоего Мелама толку, как с козла молока, — сказал Мардих.

Шацар снова кивнул. Именно поэтому это Мардих должен докладывать им о приближающемся противнике. Не в последнюю очередь ручное чучело сорокопута делало Шацара таким успешным снайпером. Мардих всегда вовремя предупреждал их об опасности. Они всегда покидали убежище до того, как враг мог бы до них добраться.

— Знаешь, мне надоело молчать! Может, скажешь Меламу о нас? Я не хочу тут в сырости ночевать больше! Шацар!

Шацар пожал плечами. Прозвучало все это отвратительно.

Мелам ждал его в землянке. Чадила свечка, вкусно пахло пшенкой с мясными консервами, на очаге грелся котелок с каким-то травяным отваром. В лоне дикой природы Мелам открыл в себе бабку-ведунью и часто совершал вылазки за лечебными растениями.

Сам он лежал, поджав колени на тесных нарах. На коленях у него был лист бумаги, он что-то ожесточенно на нем строчил.

— Двести сорок шесть, — сказал Шацар.

Мелам вздрогнул, приподнялся, едва не потеряв очки.

— А, — сказал он. — Это ты!

— А если бы не я?

— Но это же ты.

Шацар вздохнул, потом повторил:

— Двести сорок шесть.

— Ты говоришь так, как будто этим гордишься.

— Потому что я этим горжусь.

— Это же люди, живые люди!

— Они не люди.

— Две руки, две ноги, одна голова, снова два глаза — они как мы!

Война совершенно его не ожесточила. Это с одной стороны раздражало Шацара, а с другой — смешило.

Шацар сел на свое место. Землянка была тесной, оттого и не было ничего, кроме своего места, места Мелама и общего места у огня. Они часто меняли убежище, оттого Шацар привык считать, что его дом там, где Мелам.

— Когда один из них будет тебя пытать перед тем, как прикончить, будь добр, вспомни этот разговор.

Мелам пробормотал что-то недовольное, поправил очки. Грязный и взвинченный еще больше обычного, он казался особенно жалким.

— Давай я обработаю твою рану.

Шацар разделся до пояса, тут же стало зябко. Осень уже вступила в свои права, а зимой обогревать убежища станет еще тяжелее.

На плече у него была воспаленная рана. След, оставленный вражеским снайпером никак не хотел заживать. Шацар подозревал, что это магия Инкарни Осквернения. Его собственная на таком расстоянии не действовала, он даже свои цели обездвижить не мог, находясь за пятьсот метров от них. Однако, не стоило считать, что нет на свете никого умелее его.

Рана гноилась и болела, но Шацар вспомнил об этом только после того, как Мелам напомнил ему. Он снял старую повязку, бросил в огонь.

— Как ты вообще можешь сосредоточиться и стрелять? — спросил он.

— Просто не обращаю внимания.

Мелам поцокал языком, потом смочил марлю спиртом и принялся обрабатывать рану. Шацар закрыл глаза. О боли он то забывал, то чувствовал ее слишком сильно, так что его тошнило.

Спирта оставалось мало, нужно было экономить его.

Вторую марлю Мелам обмакнул в отвар в котелке.

— Должно помочь. Я не то чтобы верю в гомеопатию, но когда ничего кроме нее нет… Знаешь, салициловая кислота, это противовоспалительное, преобладающее вещество в аспирине, но содержится в чистом виде она в ивовой коре, я тут немного добыл, а сейчас еще заварил шалфей и…

— Тебе здесь действительно скучно.

Мелам не слушал его, насыпал на вымоченную в шалфейном, Шацар наконец узнал запах, когда Мелам сказал, отваре марлю немного резко пахнущего белого порошка.

— Нет, просто я хочу, чтобы ты поправился. Я переживаю за твою рану. Она не заживает, понимаешь?

Мелам перевязывал его очень осторожно, но это было без толку, все равно плоды его экспериментов с живой природой жглись так, что перед глазами темнело.

— Знаешь, я люблю тебя, Шацар.

— Что? — спросил Шацар. — А как же Митанни?

— Не в этом смысле! — быстро ответил Мелам. — Я люблю тебя, как моего друга. Лучшего.

— Хорошо.

Мелам вздохнул:

— Хотя иногда ты ужасный. Но очень мне дорог. Я не хочу тебя потерять.

Чтобы сосредоточиться на чем-то кроме боли и дурацкой болтовни Мелама, Шацар взглянул на письмо, которое Мелам держал у себя на коленях, как будто боялся, что потеряет его, если хоть на секунду с ним расстанется.

Шацар видел многословные описания их нелегкого быта, опасения и страхи, жалобы на ссоры с Шацаром, всю эту чушь, которую Мелам отправлял Митанни в надежде, что ей интересно, как у них дела.

Но самое главное в письме въелось в его мозг, как въедалась в плоть салициловая кислота.

«Я люблю тебя, Митанни. И когда я вернусь, ты пойдешь за меня замуж? Я понимаю, что это не романтично и неправильно — говорить о таком в письме. Но если ты только согласишься, я предложу по-настоящему! Просто мне было страшно тебе предлагать, но если ты откажешь в письме, все будет не так ужасно!»