Мелисса де ла Круз - Наследие ван Аленов

И потому Мими бежала. Она вступила в ряды венаторов. Она оставила его. Чтоб посмотреть, как он обойдется без нее. Она хотела, чтобы Джек скучал по ней. Она хотела, чтобы ему не хватало ее, отчаянно не хватало, чтобы он понял, как много она значит для него. Мими думала, что, если она уйдет, Джек поймет, как неправильно он себя вел, и обнаружит, насколько глубоко они связаны. С таким же успехом она могла остаться дома.

Ничего не изменилось. Джек жил своей жизнью, а она — своей. Когда Мими сообщила ему насчет просьбы Форсайта, Джек молча принял к сведению новую дату заключения уз. Да, он не возражает против заключения уз с ней. Но его это нисколько не радует. Жених, смахивающий на ходячего мертвеца. Мими устала от этого.

Когда Мими подошла, Джек стоял на углу. Излюбленная курьерская сумка на длинном ремне висела у него через плечо. Мими подумалось, что ему давно пора подстричься.

— Вот, держи.

Она сунула близнецу стакан с кофе.

— Спасибо.

Они зашагали к школе, с легкостью попадая в ногу. Даже после года, проведенного врозь, они понимали друг друга с полуслова. Они всегда будут связаны неким таинственным образом, даже без официальной церемонии.

— Твой круассан. Небось с парижским не сравнится? — Бросила Мими.

Джек откусил кусок и пожал плечами.

— Сойдет.

Когда Мими заговаривала о Париже, Джек всегда кривился, как будто вспоминал что-то неприятное.

Но впервые за очень долгое время Мими было глубоко плевать, что там его расстраивает.

Глава 45

БЛИСС

Ты где? Мисс У. вернулась и хочет тебя видеть. Ты чего мне не пишешь?

Блисс прочла смс-сообщение. Она уже коснулась было кнопки «ответить», но в конце концов отключила телефон. Нет. Рядом с ней опасно. Она не желает, чтобы еще кто-то из друзей пострадал из-за нее.

— Извините, — сказала она, заметив, что мисс Мюррей смотрит на нее.

— Я рада, что вы решили присоединиться к нам, — отозвалась учительница со сдержанной улыбкой.

Блисс не нужно было говорить дважды. «Древние цивилизации» быстро стали ее любимым курсом, и она не хотела пропускать ни одного занятия. Они были подобны очень хорошей передаче на канале «История», только без модной реконструкции. За последние несколько недель были рассмотрены такие разные и увлекательные темы, как феминизм у этрусков (эти этрусские цыпочки рулили — в буквальном смысле слова), египетские погребальные обряды и четыре типа любви в воззрениях древних греков (от платонической до страстной), и влияние этих идей на зарождение западной культуры.

Сегодняшнее занятие было посвящено третьему римскому императору Калигуле. Когда мисс Мюррей на прошлой неделе выдала это задание Аллисон Эллисон, многие хихикали втихаря. Почти все ученики были знакомы с одноименным фильмом, транслировавшимся по кабельному телевидению. А даже если и не были, они, подобно Блисс, знали в общих чертах репутацию этого императора: сексуальные извращения, безумие, жестокость.

— Основная идея моего доклада... Извините, мисс Мюррей, но поскольку наш курс называется «Древние цивилизации и заря Запада», то суть ее в том, что идея Запада на самом деле умерла с убийством Калигулы, — начала Аллисон.

Высокая девушка стояла перед доской и уверенно читала доклад, пользуясь лишь карточками с записями.

— Интересная теория. Объясните, пожалуйста, — попросила мисс Мюррей, подавшись вперед.

Она сидела за учительским столом.

— Как всем вам известно, Калигула был убит в результате заговора, который возглавляли члены Сената. Его закололи, нанеся множество ранений. К тому времени, как подоспели верные ему стражники, Калигула уже был мертв. Сенат попытался возродить римскую республику, но военные сенаторов не поддержали — они остались верны империи. С помощью преторианской гвардии они посадили на престол Клавдия.

— То есть вы хотите сказать, что смерть Калигулы на самом деле дала эффект, противоположный тому, которого хотел добиться Сенат? — Задала вопрос мисс Мюррей.

Аллисон с энтузиазмом закивала.

— Со смертью Калигулы умерла сама идея республики. Империя сделалась непогрешима. Народ горевал по убитому императору, невзирая на то, какие жестокость или безумие ему ни приписывали враги. Смерть Калигулы подтвердила смерть республики. Римляне никогда более не пытались ее возродить. То есть величайшим достижением Сената стало то, что они, убив императора, укрепили верность народа империи, — продолжала Аллисон. — Такая вот ирония судьбы. Особенно если учесть, что это было не первое покушение на Калигулу. До того его пытались убить родные сестры, Агриппина и Юлия Ливия, но потерпели неудачу. Их отправили в изгнание. Но пошедший по их стопам Сенат преуспел.

Один из учеников поднял руку.

— Я думал, Калигула был... э-э... ну... близок со своими сестрами, — с ухмылкой намекнул Брюс Каттинг.

— Он определенно был «близок», как вы выразились, со своей сестрой Друзиллой, — вставила замечание мисс Мюррей. — Она практически занимала место хозяйки дома, а когда она умерла, Калигула оплакивал потерю, словно вдовец. Он даже потребовал от Сената признать ее богиней. Но был ли он с ней близок в библейском смысле, история определенного ответа не дает. Понимаете ли, тогда, как и сейчас, правителей пытались дискредитировать посредством скандалов, связанных с сексом, и разнообразного непристойного вранья. Если верить хотя бы половине того, что вы читаете, в древности любой современный человек считался бы извращенцем. Возможно, Калигула с Друзиллой были любовниками. А может, они просто хотели объединить силы и править как брат и сестра, подобно египетским тиранам.

Блисс оторвала взгляд от тетради и подняла голову. Отчего-то у нее возникло ощущение, будто при ней обсуждают вовсе не каких-то исторических персонажей, благополучно погребенных в прошлом и оживших на страницах исторических книг. Когда она услышала имена Друзиллы, Агриппины и Юлии Ливии, у нее по коже побежали мурашки. Она знала их.

«Дилан, кажется, я подобралась к чему-то. Думаю, именно это мне...»

— Спасибо, мисс Мюррей, — произнесла Аллисон. — Как бы то ни было, в качестве дополнительной информации к докладу я еще хочу сказать, что хотя все зовут его Калигулой, это было всего лишь прозвище, которое он сам, возможно, не очень-то и любил, потому что оно означает «сапожок». Настоящее его имя было таким же, как и у Юлия Цезаря — Гай.

Гай. Да. Именно так они называли Посетителя.

И Аллисон абсолютно права. Он презирал это прозвище.

У Блисс возникло ощущение, что все всплывает в памяти слишком быстро и слишком рано. Воспоминания падали, словно снежные хлопья, яркие и блестящие, но это были воспоминания Посетителя: Рим, последние дни, обман, предательство. Сперва его сестры — Агриппину он мог понять (Блисс была потрясена, когда Агриппина в воспоминаниях взглянула на нее глазами Мими Форс), Агриппина и Валерий всегда были сторонниками треклятого Кассия, или как там они тогда называли Михаила. Но Юлия! Как она могла так поступить с ним — она, его сестренка, младшая из детей! Когда подозрения пали на нее в первый раз, она была совсем еще юной. И это именно она обратила внимание Кассия на то, что он извращен. Юлия Ливия... До чего же Юлия ненавидела это имя! Она говорила, что оно напоминает ей об отвратительной тетушке, которую она презирала. Она хотела зваться как-то по-другому...