Адам Нэвилл - Ритуал

Почему я не на больничной койке? Он задался вопросом, не сожгло ли в нем еще один предохранитель это повторное появление черного козла. Так он на всю жизнь рискует остаться очень нервным человеком.

Козел поднял вверх две человеческие руки с длинными пальцами. Именно такие были приделаны вместо копыт к существу, которого Люку доводилось уже видеть.

Грязные ногти на тонких пальцах вцепились в волосатые щеки козлиной головы и подняли ее верх, явив под маской лицо, от которого Люку тут же захотелось отвернуться.

Оно было покрыто засохшим слоем какого-то белого грима. Он полностью покрывал всю кожу лица, кроме обозначенных черным цветом морщин на лбу и в уголках угрюмого рта. От сплошных пятен черного грима, покрывавшего глазницы, глаза казались еще более запавшими. Толстые губы тоже были выкрашены в черный цвет, но под жаркой маской большая часть грима с них стекла. Теперь они ухмылялись Люку, обнажая желто-коричневые, как сырая кукуруза, зубы.

Длинные черные волосы, слипшиеся от пота, свисали маслянистыми веревками вокруг крупного скорбного лица. Темные линии, похожие на рубцы шли от переносицы на лоб, придавая бледному лицу постоянно хмурое выражение. Глаза были холодными, ярко-синего цвета. В их пристальном взгляде читалось высокомерие и осознание собственной важности. У мужчины была длинная всклокоченная борода. Струйки белого грима натекли на нее, покрыв волосы глазурью, напомнившей Люку листву зимних деревьев из набора игрушечной железной дороги.

Быстро осмотрев новое окружение, Люк поискал глазами дверь в ровных, но покрытых пятнами стенах. Между зайцем и козлом, в месте соединения двух невзрачных стен, он высмотрел узкий проем. Он был закрыт. Древняя штукатурка на окружающих его стенах вспучилась и отошла от погнувшейся древесины, придавая комнате уродливый, выпуклый вид, что вызвало в нем еще большую тревогу. Он не мог понять, почему именно. Маленькое окно, закрытое коричневатыми тюлевыми занавесками, пропускало в комнату лучи света, в которых клубилась пыль.

Лежа в древней кровати под овчиной, такой грязной, что кожа стала на ощупь как резина, он понял, что его даже не вымыли после всех его лесных мытарств. Этот факт расстроил его, чуть ли не до слез.

— Добро пожаловать, — сказал человек с белым лицом. Голос был каким-то неестественно низким. Из-за внезапного оживления рта и тембра голоса мужчина показался Люку моложе, чем тогда, когда только снял маску. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим, может даже, девятнадцать.

Люк кашлянул, чтобы прочистить горло, в котором будто застряли иголки. Сглотнул. — Где я нахожусь? — Его голос был скрипучим и сухим, будто надломленным.

— К югу от рая, — без улыбки ответила фигура низким голосом, звучавшим еще абсурднее, чем в первый раз.

Из головы барана вырвался тонкий ехидный смех гиены, приглушенный маской. Фигура наклонилась вперед, ухватилась за свою ужасную, покрытую шерстью голову, и после короткой возни сняла. Выпрямив спину и откинув голову назад, юноша смахнул с мокрого лица длинные черные волосы. Несколько прядей, не толще обувных шнурков, прилипли к влажным щекам.

Его тонкое лицо, по-мальчишески симпатичное и в то же время напоминающее куницу, тоже было покрыто белым гримом. Но на щеках были намазаны малиновые полосы, будто оставленные кровавыми слезами. Кровоподтеки были также нарисованы под ноздрями и в уголках черных губ.

Люк сглотнул. — Кто вы?

В ответ «баран» издал жуткий звук, что-то между лаем и пронзительным визгом. Потом юноша хихикнул. Бледно-голубые глаза блеснули из черных глазниц весельем. Он прокричал что-то похожее на «Оскар Рэй».

Люк нахмурился, сглотнул еще раз, и еще. — Оскар Рэй?

— Оскерай! — снова взвизгнул «баран», выглядя еще более безумно, когда, вытащив из ночной рубашки две тонкие белые руки, вскинул их вверх.

— Мы — дикая охота, — сказала высокая фигура напыщенным тоном, с сильным акцентом.

— Последнее собрание, — дерзкий, возбужденный женский голос прокричал из жуткой головы зайца. Несмотря на то, что Люк знал, что под маской зайца скрывается человек, от его безумных глаз и грязных зубов ему было не по себе.

— Я не понимаю, — сказал Люк, надеясь, что они не чувствуют глубины его страха и тревоги. У него хватало жизненного опыта, чтобы знать, что крайне ошибочно проявлять подобное в компании лиц с неустойчивой психикой.

Под ужасной маской зайчихи обнаружилась голова девушки лет девятнадцати, может моложе. Ее пухлое лицо было тоже накрашено, но в отличие от других, создавших себе гротескные выражения, напоминавшие властные гримасы или кровавый оскал, она подошла к использованию черно-белого грима более искусно. На ее круглом лице застыло выражение злобного веселья, а ярко-красные брызги вокруг рта словно говорили о каком-то недавнем садистском акте.

Чтобы вызвать у них сострадание и положить конец этой нервирующей игре, Люк дотронулся до распухшего горящего лба. Запекшаяся кровь в широком рубце оставила на пальцах след. Рана была все еще влажной. Повязка, лежащая рядом на сероватой подушке, была той самой, которую Дом неуклюже наложил ему последней ночью в лесу, когда Люк находился в отключке. Бледнолицые юноши даже не попытались перевязать его, не говоря уже о том, чтобы обмыть его измученное, грязное тело.

От пульсирующей в глубине черепа боли и постоянных позывов тошноты, он вдруг с ужасом вспомнил, что ему нужно сделать рентген. — Больница. Доктор. Моя голова. — Они продолжали смотреть на него без каких-либо эмоций. — Мне нужна помощь. Пожалуйста.

Юноша с маской козла дерзко выпятил вперед подбородок и со скорбной гримасой на лице произнес, — Скоро. Потом он развернулся, наклонил голову и с шумом вышел в крошечную дверь. Ростом он был почти семь футов, и в сравнении с размерами комнаты выглядел гротескно. Из-под слишком узких и коротких брюк поблескивали стальные щитки байкерских ботинок. Толстые каблуки были утыканы то ли заклепками, то ли небольшими гвоздями.

Девушка-заяц вдруг пронзительно закричала и высунула красный язык, нелепо смотревшийся между лакрично-черными губами. Люк даже отпрянул. Потом, стуча толстыми грязными ногами, бросилась вслед за гигантом и с трудом протиснулась в дверной проем.

Люк посмотрел на оставшегося юношу. Один, он имел еще более глупый вид в своей ужасной ночной рубашке, с узким, вымазанным клоунской краской, лицом.

— Мои друзья, — взмолился Люк. — Они погибли. Их убили. Вы должны позвонить в полицию. Немедленно. Слышите?

Склонив голову на бок, юноша скривил лицо в комичную гримасу. Затем, подражая более высокому товарищу, насмешливо произнес низким голосом, — Вы должны понимать, что здесь нет полиции. Нет врачей. Ничего такого нет на многие мили вокруг. Радуйтесь, что вы живы. Вы счастливчик, мой друг. У нас нет телефона. Но кое-кто ушел за помощью, и она скоро прибудет.