Андрей Дашков - Слуга оборотней

Дилгус понял, что конец близок, и начал медленно приближаться к сражающимся. Его одежда на спине пропиталась потом. Он увидел на одном из столов узкий нож, похожий на операционный. Ватные пальцы горбуна обхватили рукоятку. Он спрятал оружие за спину. Теперь Олимус находился всего в нескольких шагах от него…

Герцог опустил меч и зашатался. Воздух со свистом вырывался из его глотки. Кровавая пена выступила на губах. Побагровевший земмурский клинок выскользнул из массивного тела Сайра и еще раз вонзился в незащищенное горло… Левиур захрипел и выпустил из руки меч.

Олимус жадно рассматривал отца, стараясь ничего не упустить в короткой сцене агонии. А Сайр видел перед собой чудовище в океане крови. Над головой убийцы витало черное облако, принимающее очертания человеческой фигуры. Облако приблизилось, поглотило герцога, и он окончательно ослеп. Падая на спину, он слышал далекие и совсем не ангельские голоса…

Левиур рухнул в ванну, выплеснув из нее фонтан жидкости и окрасив молочно-белый раствор в темно-пурпурный цвет. Руки куклы согнулись в локтях и судорожно задергались. Рот Регины открылся, и из него высунулся отросток, отдаленно похожий на прообраз языка. Зубов во рту еще не было.

Кукла издала низкий нечеловеческий крик, которому вторил отчаянный вопль хранителя Ялговадды. Под этот кошмарный аккомпанемент Дилгус бросился к барону и вонзил нож под его левую лопатку. Горбун был намного ниже Гха-Гула. Лезвие вошло в тело по самую рукоять.

Олимус издал короткий крик и успел развернуться, прежде чем смерть настигла его. Шут увидел в его глазах сильнейшее страдание, но страдал барон не потому, что металл разорвал его сердце, а оттого, что все закончилось так нелепо. Гха-Гул был так близок к короне, власти, могуществу и его так расслабила свершившаяся месть! Он не имел ничего против подлого и грязного удара Дилгуса (при случае Олимус поступил бы так же), но осознание ничтожности самого шута терзало его в последнее мгновение перед смертью сильнее, чем физическая боль.

Барон упал возле ванны, из которой торчали ноги его отца. Глаза Олимуса остались открытыми. Постепенно они превращались в тусклое стекло.

Призрак Стервятника выбирался из подземелья, пронизывая толщу земли и камня. Он не замечал сопротивления материи. Еще никогда собственное бессмертие не причиняло ему таких страданий…

Он только что избавился от тяжкого груза, которым был избранный им человек, но приобрел еще более тяжкий груз – груз пустоты. Люгер с ужасом думал о новом начале. Больше всего ему хотелось стать мертвым камнем, стоячей водой в подземном озере, вулканическим пеплом или частицами пыли в заброшенном склепе…

Но не было ему покоя. И не было желанного небытия. Он услышал зов Магистра Йэлти и не посмел ослушаться.

Часть шестая

Беглецы

Глава тридцать вторая

Трое в подземелье

Наступившая тишина оглушила Дилгуса. Он обернулся и увидел, что Куки Ялговадда исчез.

– Проклятие! – прошептал горбун и, схватив подсвечник, бросился на поиски хранителя. Ему вовсе не хотелось провести остаток жизни в этом подвале в обществе сумасшедшего старика.

Шут нашел его в той самой спальне, где осталась ждать Венга. Куки лежал на кровати, обнимая сломанную куклу, и плакал. Это было жалкое зрелище – лилипут, изливающий свое горе бесчувственному автомату.

Дилгус подошел и осторожно сел рядом. Потом положил руку на подрагивающую спину Ялговадды. Из-под завесы спутанных волос в его сторону с непонятным выражением уставились слезящиеся глазки. Шут понял, что Куки боится его и считает отчасти виновником случившегося. Дилгус, в свою очередь, тоже побаивался хранителя. И все-таки было ясно, что ему бессмысленно угрожать.

– Тем хуже для тебя! Тем хуже для тебя!.. – прошептал лилипут, и шут понял, что будет нелегко уговорить его открыть выход из подземелья.

Дилгус смотрел, как маленькие пальчики непроизвольно поглаживают мертвую кожу, и вдруг вспомнил, что именно можно предложить Куки в обмен на свободу. Одна мысль не давала ему покоя.

– Мне нравится твоя Венга, – тихо сказал шут и заставил себя прикоснуться к кукле.

Ялговадда услышал шорох и повернул к нему правое ухо. Дилгус ожидал вспышки гнева или, наоборот, умиления, но Куки только настороженно прислушивался.

– Ты сделал еще кого-нибудь?.. – спросил шут. Последовала долгая пауза. Наконец Куки тонко захихикал.

– Когда ты умрешь, я сделаю тебя.

– Зачем? Ведь ты меня не любишь… Знаешь, мы очень похожи. Я ведь тоже урод и тоже остался совсем один. Можешь потрогать мой горб.

Ручка Ялговадды робко и почти ласково коснулась его пожизненного украшения. Дилгус горько усмехнулся, и Куки поспешно отдернул руку.

– Когда-то я любил одну женщину, – продолжал шут. – Она родилась дочерью герцога и была очень красива. Я мог только смотреть на нее и считать уходящие дни…

Он помолчал, раздумывая, не напрасно ли все это. Ведь лилипут мог не воспринимать слов, которые он произносил, или же они без остатка просеивались сквозь дырявое решето больного сознания.

– Ее убил Стервятник? – неожиданно еле слышно пропищал Куки к большому удивлению и облегчению Дилгуса. Искушение подтвердить слова хранителя было очень велико, но шут понимал, что обман не сулил ничего хорошего, ведь лилипут был ясновидящим.

– Нет. Ее убил тот человек, который пришел со мной. Слава Богу, теперь он мертв… Дьявольщина!!!

Дилгус вскочил с кровати и, проклиная свою тупость, помчался в мастерскую. Только раз он остановился в коридоре, когда до него донесся торжествующий крик Куки. «Она лежит в моей ванне!» – заорал лилипут. Спустя несколько секунд шут вбежал в комнату, где только что произошли два убийства.

Здесь все еще горели свечи. Почти сразу же он увидел, что трупа Гха-Гула возле ванны нет. Горбун опять выругался. Как он мог забыть о превращениях?!

Тяжело дыша от злобы, он обошел мастерскую, но нигде не обнаружил никаких следов животного. Земмурский меч лежал на полу, и это было единственное напоминание об исчезнувшем мертвеце. Неподалеку от меча Дилгус нашел и окровавленный хирургический нож.

Ноги герцога, уже давным-давно лишившегося двух других своих тел, по-прежнему торчали из ванны. Горбун не мог заставить себя заглянуть туда. Мысль о том, что ему, возможно, придется хоронить хозяина, была нестерпима…

Он медленно вернулся в спальню. Теперь Куки стоял в углу и еще внимательнее прислушивался к его шагам.

– Он… превратился? – спросил лилипут.

Дилгус кивнул и, спохватившись, ответил:

– Да. Я забыл отрезать его голову. Надо уходить отсюда.