Кирилл Бенедиктов - Завещание ночи. Переработанное издание

— А кто мне друзья? — хмуро спросил Сережка.

Никакого облегчения он не чувствовал — наоборот, было ему муторно и плохо, будто кто-то грязными руками покопался в мозгах.

— Нет у тебя друзей, — ответила Роза. — А враг есть, один, но такой, что хуже сотни.

— Кто же это?

— Увидишь — не ошибешься.

Сережка раскрыл было рот, чтобы спросить что-то еще, но старуха замахала на него рукой.

— Все, иди, иди, и скажи спасибо, что живой остался. И Сережка ушел.

Влад и Артур его не задерживали. Можно было спокойно уйти в леса, и жить там, как он и собирался, до того как попал к цыганам, но после встречи со Слепой Розой у Сережки внутри как будто что-то сломалось. Воля уже не манила его, как раньше. Он бесцельно пошатался несколько дней по округе, а потом вернулся в интернат. Сам.

Пару раз его избили — за то, что бежал, и за то, что вернулся, а потом оставили в покое. Осень и зиму Сережка пережил тихо — ни с кем не корефа-нился, ни на кого не борзел, ни перед кем не прогибался. Вспоминал свою жизнь у цыган, приступ, разговор с Розой и думал. Что толку бежать, все равно, куда ни иди, а придешь в место смерти, которое он видел во время последнего припадка. Там, у голубого горного озера, за почерневшими остовами сожженных домов, в глубине леса ждало его что-то очень важное и очень страшное. Ждало и звало, теперь он это чувствовал. И совсем не хотел идти на зов.

А потом наступила весна, теплая, щедрая, зеленая, и прямо перед майскими праздниками Сережка сбежал из интерната в пятый и последний раз.

НЕФРИТОВЫЙ ЗМЕЙ

— Самое разумное, что мы можем предпринять в данных обстоятельствах, — сказал я, — бросить всю эту мистику к чертовой бабушке и смотаться как можно дальше отсюда.

— Этот вариант не рассматривается, — ответил ДД.

— Пойми, я тоже готов допустить, если Чаша попадет к Хромцу, ничего хорошего в результате не получится. Но что именно произойдет — неизвестно, а вот если мы будем продолжать играть в эти игры, нас попросту убьют. Как убили твоего деда. Как убили Шмигайло.

— Или мы убьем его, — возразил он упрямо.

— Каким образом? Я не очень-то верю, что он бессмертен, но грохнуть его явно непросто. А мы даже не знаем, у кого находится этот чертов арбалет…

Последняя ниточка, которая могла — теоретически — вывести нас на таинственного коллекционера, оборвалась с гибелью бедняги-доцента. Более того — если у милиции возникнут сомнения в том, что Шмигайло умер естественной смертью, то под подозрение попадут в первую очередь ДД и Наташа. Правда, явных следов их пребывания в квартире доцента не было — кофейные чашечки он, например, успел вымыть — но достаточно проследить последние звонки… Стоп, подумал я, чашечки!

— Шмигайло кого-то ждал, — сказал я. — А может быть, даже дождался.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся ДД.

— На столе было две чашечки. А кофе в джезве был еще горячим. Между вашим и моим визитом к доценту кто-то приходил. Поэтому-то входная дверь и осталась открытой!

— Думаешь, Хромец? — побледнел ДД.

Видно, представил, что мог столкнуться с лысым костоломом в темном подъезде.

— Нет, вряд ли. Зачем Хромцу приходить к нему домой, если он сидит где-то над Черепом и читает свои дурацкие заклинания? У Шмигайло был кто-то, кого он хорошо знал. Доцент откинулся прямо у него на глазах, не успев разлить кофе по чашкам. Гость испугался и рванул из квартиры, даже не подумав вызвать «скорую»…

— А нам это что дает? Я вздохнул.

— Ничего. Просто дополнительная информация. Скорее всего, бессмысленная.

— Наташа идет, — сказал ДД. — Мы сейчас домой поедем, мама приехала из Питера, надо ей помочь. Ты с нами?

На этот раз эти «мы» и «с нами» меня почти не задели. То ли иммунитет выработался, то ли голова была занята совсем другим.

— Нет, — сказал я. — У меня еще дела в городе. Добрось меня, будь добр, до Маяковки. А к тебе я вечером заеду.

В «Золотой олень» я приехал точно к назначенному времени. Зурик опаздывал, и я, ожидая его, выпил пару бокалов «резаного» — если кто не знает, это своего рода пивной коктейль, слой темного и слой светлого пива в одной кружке. Готовят в «Олене» хорошо, и я редко отказываю себе в удовольствии попробовать что-нибудь из фирменных чешских блюд, вроде брабеца или пльзень-ского сладека, но события последних суток начисто отбили у меня аппетит.

Дав Зурику необходимые инструкции и снабдив его деньгами, я вышел из «Золотого оленя», пересек площадь Маяковского и через переулки двинулся к Краснопресненской. Купил билет и прошел в ворота Московского зоопарка.

В зоопарке я несколько раз прошелся по Новой территории, поглядывая на унылое желтоватое строение террариума и ведущие к нему подходы. Честно говоря, старое здание, сделанное в виде горы с пещерой, нравилось мне куда больше, может быть, потому, что я видел его пару раз в глубоком детстве, но это, имевшее вполне казенный вид, лучше подходило для моих сегодняшних целей. Завершив рекогносцировку, я отправился обратно на Старую территорию и, подойдя к хозяйственным постройкам с табличкой «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», зашел в неказистый сарайчик. Там было полутемно и пахло мышами. У маленького окна стоял грубо сколоченный стол, вдоль стены тянулась массивная скамья, в углу были свалены какие-то проволочные мотки и куски жести. В сарайчике никого не было.

— Тебе кого? — спросил сзади прокуренный недружелюбный голос.

Я обернулся. На пороге, заслоняя солнечный свет, стоял низкорослый и коренастый мужик в темно-синем халате уборщика. В руках у него был какой-то деревянный ящик.

— Вас, — сказал я.

— И чего тебе от меня надо?

— Я журналист, — сообщил я ему. — Пишу очерк о работе простых служащих Московского зоопарка.

— Чего про нас писать-то? Ну, дерьмо скребем. Больше писать и нечего.

— Простите, — я улыбнулся как можно шире, — как вас зовут?

— Иван Михалыч, — буркнул мужик. — Скребем дерьмо, и все. Чего писать-то?

— Иван Михалыч, у меня к вам будет одна просьба… Мой редактор хочет, чтобы я денек поработал в качестве уборщика, помахал, так сказать, метлой. Как вы думаете, мы могли бы договориться, например, с вашим начальством? Да даже пары часов завтра вечером хватило бы за глаза. А вы бы пораньше ушли с работы и… — тут я еще раз заговорщически улыбнулся и вытащил из сумки увенчанное винтовой пробкой горлышко «Столичной».

— А зачем, это, с начальством договариваться? — спросил мужик моментально изменившимся тоном. В глазах начало разгораться выражение неподдельного интереса. — Начальство, оно, знаешь… У него своих делов хватает. Это мы здесь дерьмо скребем, а они, знаешь, того… Так, ты говоришь, вечерком?