Стивен Кинг - Худей!

Вилли подумал, не сердечная ли аритмия?

«Я никогда не снимаю его, белый человек из города», — сказал Лемке, и неожиданно Вилли перенесся в другое место, а стук все продолжался и продолжатся.

Вилли дико оглядел комнату мотеля, сперва подумав, что это — очередная декорация нового сна.

— Вильям, — звал кто-то из-за двери. — Ты там? Открой, иначе я высажу дверь. Вильям! Вильям!

«Хорошо», — попробовал сказать Вилли, но ни одного звука не вылетело из его рта. Его губы засохли, склеились между собой. Тем не менее, он испытывал чувство огромного облегчения. Это был Джинелли.

— Вильям? Виль… О-о, бл…ь, — последнее слово было сказано чуть тише, тоном, каким обычно говорят сами с собой, потом последовал глухой удар, когда Джинелли приналег плечом на дверь.

Вилли привстал и тут же все у него перед глазами закружилось. Он открыл было рот, губы его раздвинулись с тихим потрескиванием, которое он скорее почувствовал, чем услышал.

— Все в порядке, — едва выговорил он. — Все в порядке, Ричард. Я здесь. Я уже проснулся, — дрожа, он подошел к двери и открыл.

— Боже, Вильям, я уже думал что ты…

Джинелли замер и уставился на него. Карие глаза итальянца округлились, а Вилли подумал: «Сейчас он убежит. Нельзя так смотреть на кого-то или что-то, а потом не убежать, но убежать, только когда спадет оцепенение».

Потом Джинелли поцеловал свой большой палец правой руки, перекрестился и спросил:

— Ты собираешься впустить меня, Вилли?

Джинелли привез с собой гораздо лучшее лекарство, чем Фандер. Он достал бутылку из своего портфеля телячьей кожи и налил две солидные порции. Потом притронулся краешком своего пластмассового стаканчика к стакану Вилли.

— За лучшие дни, — сказал он. — Каков тост?

— Просто великолепно, — ответил Вилли, опрокинув в себя содержимое одним глотком. После того, как взрыв в желудке угас, превратившись в простой пожар, Вилли извинился и прошел в туалет. Он не хотел, чтобы Джинелли увидел его слезы.

— Что он с тобой сделал? — спросил Джинелли. — Отравил?

Вилли засмеялся. Это был первый настоящий смех за долгое время. Сидя в кресле, он смеялся до тех пор, пока еще больше слез не потекло по его щекам.

— Ты мне нравишься, Ричард. Я люблю тебя, — произнес он, когда его смех превратился в хихиканье. — Все вокруг, включая мою жену, уверены, что я свихнулся. В прошлый раз, когда ты меня видел, я на сорок фунтов превышал оптимальный вес, а теперь я выгляжу так, словно претендую на роль Страшилы в постановке «Волшебника страны Оз». Первое, что пришло тебе в голову: «Отравил».

Джинелли отмахнулся от его полуистерического смеха и комплимента. Вилли подумал: «Ай да Майк! Как схожи наши мысли. Когда дело доходит до мести и контрмести, мы теряем чувство юмора».

— Ну и что же? Действительно отравил?

— Думаю, что да. Некоторым образом, отравил.

— Сколько ты сбросил, Вильям?

Глаза Вилли метнулись к зеркалу в противоположном углу комнаты. Он вспомнил, как читал в романе Дж. МакДональда как будто каждый современный номер в отеле в Америке кажется заполненным зеркалами, хотя пользуются этими номерами, в основном, грузные бизнесмены, которые ни в малейшей степени не заинтересованы в созерцании себя в голом состоянии. Его же состояние было полной противоположностью грузности, но он прекрасно понимал это антизеркальное настроение.

Вероятно, его лицо, нет, вообще внешний вид так напугал Ричарда. Размеры его черепа остались прежними, в результате чего голова качалась на верхушке его исчезающего, тающего тела, как чудовищно разросшаяся голова подсолнуха. «Я никогда не сниму его с тебя, белый человек из города», — снова послышались слова Лемке.

— Сколько ты сбросил, Вильям? — повторил Джинелли. Его голос был спокойным, даже мягким, но глаза поблескивали очень своеобразно. Вилли никогда не видел, чтобы человеческие глаза блестели таким странным образом. Это его немного нервировало.

— Когда это началось… Когда я вышел из здания суда, и старик коснулся меня. Я весил 250 фунтов. Сегодня утром перед завтраком я взвесился: 116 фунтов. Сколько получается я сбросил? 134 фунта?

— Иисус Христос и Иосиф-плотник! — прошептал Джинелли и снова перекрестился. — Он коснулся тебя?

«Вот когда он уйдет… в этом месте все они уходят…» — подумал Вилли и на одну отчаянную секунду решил солгать, просто солгать, сочинить какую-нибудь безумную историю про систематическое отравление еды. Но если раньше и было еще возможно врать, то теперь все время вышло. Если Джинелли согласится ему помочь, он пойдет вместе с этим гангстером. По крайней мере, до его машины. Тогда, в крайнем случае, Вилли просто распахнет перед ним дверцу его же машины и сердечно поблагодарит за приезд. Сделает это, потому что Джинелли выслушал его среди ночи и прислал своеобразную замену доктора, а потом и сам приехал. Но главным образом он станет учтив потому, что глаза Джинелли расширились и становились шире и шире с того момента, как Вилли открыл ему дверь. И Джинелли никуда не уходил.

«Скажи ему правду. Он говорил, что единственное, во что он верит, — это деньги и оружие. Это наверняка так. Но ты должен открыть ему правду, потому что это — единственный способ отплатить старику».

«Он коснулся тебя?» — спросил Джинелли, и, хотя он спросил всего секунду назад, испуганному, беспорядочному разуму Вилли показалось, что прошло много больше времени. Тогда он сказал то, что сказать для него было самым трудным:

— Он не просто коснулся меня, Ричард. Он проклял меня!

Вилли подождал, когда потухнет безумный блеск в глазах Джинелли. Он ждал, что сейчас Ричард посмотрит на часы, вскочит на ноги, схватит свой портфель.

«До чего же быстро летит время, верно? Я бы хотел задержаться, поговорить с тобой об этом деле, о проклятии, Вильям, по у меня в „Братьях“ дожидается тарелка горячей говядины из Марселя, и…»

Блеск не потух. Джинелли не вскочил на ноги. Он наоборот закинул ногу за ногу, разгладил складку брюк, достал пачку Кэмела и закурил.

— Расскажи мне обо всем, — попросил он.

Вилли Халлек все рассказал Джинелли. Когда он закончил, в пепельнице лежало четыре окурка Кэмел. Джинелли смотрел на Вилли, не отрываясь, словно загипнотизированный. Наступила долгая пауза. Беспокойная пауза. Вилли хотел прервать ее, но не знал как. Он уже потратил весь свой запас слов.

— Они сделали это с тобой, — наконец сказал Джинелли. — Это… — он неопределенно махнул рукой в сторону Вилли.

— Да. Я не ожидаю, что ты поверишь мне, но все же скажу: да! Сделали…