Елена Артамонова - Большая книга ужасов 54 (сборник)

— Отстань!

Я попытался открыть дверь. Парень грубо схватил меня за запястье и сорвал с ладони повязку. На какой — то миг наши глаза встретились — во взгляде блондина было что — то стеклянное, неживое. Внимательно осмотрев мою царапину, он развернулся и невозмутимо зашагал прочь.

Пообедав, я повесил на шею фотоаппарат и отправился на поиски интересных сюжетов. Многие в классе посмеивались над моим увлечением «допотопной» черно-белой фотографией, но мне казалось, что проявлять пленку и печатать фотографии самому намного интереснее, чем просто щелкать затвором и получать на следующий день готовые снимки. Вспомнив, что Вика Барышева просила запечатлеть ее на фоне городских достопримечательностей, дабы отправить эти снимки своим итальянским приятелям, я решил выполнить эту просьбу.

Вторую половину дня Вика обычно проводила на площади около закрытого на вечный ремонт кинотеатра, где тусовались собиравшиеся со всего города фанаты роликовых коньков. Так было и сегодня — лавируя между проносившимися мимо ребятами, я еще издали заметил восседавших на ступенях кинотеатра Викторию и Арину.

— Девчонки, не хотите поработать фотомоделями?

— Спрашиваешь! — Обрадованная Вика тут же вскочила и чуть было не сорвалась со ступенек, начисто позабыв о надетых на ноги коньках. — Подождите меня, я сгоняю домой переодеться!

— Мы будем ждать у твоего подъезда, — предложила Арина.

— Хорошо!

Лихо вписавшись в поворот, Барышева умчалась вниз по улице. Мы с Ариной пошли следом.

— А я не люблю фотографироваться, — заметила Иванова. — Бабушка говорила — кто много снимается, мало живет. Фотопленка будто ворует жизнь.

Признаюсь, я не ожидал от рассудительной, не верящей в чудеса Арины такого заявления. Заметив мой недоумевающий взгляд, Арина пожала плечами:

— Знаю, это звучит странно, но бабушка фотографировалась только на паспорт и прожила до девяноста семи лет, а моя тетя была подающей большие надежды киноактрисой и погибла в двадцать пять.

— Актрисой? А где она снималась?

— В небольших ролях. Тетя не успела достичь известности.

За разговорами мы незаметно подошли к дому Барышевой и теперь, устроившись на скамейке, ожидали ее появления.

— Арина, как ты думаешь, на каком фоне лучше всего снимать Вику? — спросил я.

— Прямо глаза разбегаются. В старых городах столько всего необычного… — Она задумалась. — Может быть, у крепостной стены? Не зря ее печатают на открытках, она вроде нашей визитной карточки.

— Или у пушек, — предложил я.

— В общем, в парке, — заключила Арина.

— Ну как? — из подъезда выпорхнула покрытая толстым слоем косметики Барышева. — Может, мне еще немного подрумяниться?

Я воздержался от обсуждения «боевой раскраски», опасаясь испортить фотомодели настроение, а Арина не удержалась от советов, последовав которым, на мой взгляд, Вика превратилась бы уже в полное страшилище. Потом мы все вместе отправились к Центральному парку культуры, где сохранился фрагмент крепостной стены, построенной более семисот лет назад и с той поры не раз защищавшей наш город от многочисленных вражеских набегов.

— Ребята, а вы куда собрались? — окликнула нас нагруженная тяжелым этюдником Акулиничева.

— Петя будет меня фотографировать, — отозвалась Вика.

— А я с пленэра. Знаете, эту стену, наверное, миллион раз рисовали и еще столько же нарисуют. Пейзаж и в самом деле живописный, но здорово поднадоел.

Как — то само собой получилось, что Света составила нам компанию и отправилась вместе со всеми обратно в парк. Его вход охраняли две старинные наполеоновские пушки, сразу привлекшие внимание девчонок. Барышева решила позировать на фоне трофейного оружия, прислонилась к стволу пушки и улыбнулась:

— Снимай, Петя.

Щелкал затвор. Вика принимала кокетливые позы, продолжая ослепительно улыбаться… Я чуть повернулся и увидел в видоискателе стоявшую поодаль Арину. Высокая, гибкая, с необыкновенными золотистыми волосами, она замерла в непринужденной позе, глядя куда — то вдаль. Упустить такой кадр было бы настоящим преступлением. Увидев, что ее фотографируют, Арина предостерегающе подняла руку:

— Петя, я тебя об этом не просила.

— Прости, но ты смотрелась просто потрясающе.

Она улыбнулась, характерным жестом поправила золотистые волосы:

— Хорошо. Думаю, несколько кадров не сильно сократят мои дни. Девчонки, идите сюда!

— Ой, девочки, я не накрашена и одета так себе, — попыталась возразить Акулиничева, — давайте в другой раз…

Несмотря на протесты Светки, Арина обняла ее за плечи и поманила к себе Барышеву:

— Мы готовы.

— Улыбочку! — мои слова заглушили раскаты грома. Я торопливо несколько раз подряд нажал на спусковую кнопку. — Пойдемте скорее к стене, а то до дождя не управимся.

Ливень застал нас на полпути. Взвизгнув, девчонки опрометью бросились к укрытию — небольшим полукруглым нишам, зачем — то прорубленным в основании крепостной стены. Дождь барабанил по мощенной плитами дорожке, и холодные брызги то и дело залетали в наше убежище.

— Покажи фотоаппарат, — попросила Арина.

Я протянул повидавший немало приключений «Зенит» с зеркальным объективом:

— Все в нем здорово, только перемотка барахлит с самого начала. Наверное, заводской брак.

— Сейчас посмотрим. Не волнуйся, я в этом немного разбираюсь. — Арина начала внимательно рассматривать фотоаппарат. — Видишь винтик под рукояткой обратной перемотки, попробуем его ослабить. Жаль, отвертки нет…

Я протянул перочинный ножик со множеством лезвий и других полезных приспособлений — еще один подарок моего деда.

— Подержи. — Арина передала аппарат Акулиничевой и занялась поиском подходящей отвертки.

— Ой! — бестолковая Светка ухитрилась нажать на защелку, открывавшую крышку фотоаппарата. Вместо того чтобы захлопнуть ее как можно скорее, Акулиничева, как завороженная, смотрела на загубленную пленку и повторяла: — Честное слово, я ничего не трогала, она сама, сама открылась!

Барышева побледнела и поджала губы. Опасаясь бурной девичьей ссоры, я обещал потратить на Викторию целую пленку, и это ее несколько успокоило. Однако настроение у всех оказалось испорченным, и как только кончился дождь, мы быстренько разошлись по домам.

День третий. Часовых дел мастер

Детские кошмары больше не преследовали меня, и я переключился на более важную проблему — намеченный на сегодня зачет по химии. Напряжение нарастало постепенно, и к большой перемене, отложив привычные дела, почти все ребята занялись изучением конспектов и учебников. Я сидел на подоконнике и просматривал тетрадь, когда услышал голос Сережки Ивойлова: