Дэн Симмонс - Костры Эдема

– Утром на курорте было семьдесят три туриста. Сорок два из них уже выписались.

Трамбо улыбнулся. Ему казалось, что поле для гольфа медленно плывет у него под ногами. Может, он и правда спятил?

– Говори самую плохую новость, Уилл.

Помощник молчал.

– Ты слышишь?

– Во-вторых, пропал Диллон.

– Как пропал? Он же утром был в больнице!

Уилл кивнул:

– Около восьми он стукнул доктора Скамагорна табуреткой по голове и сбежал. Сестра говорит, что видела, как он бежал по коридору в пижаме.

Трамбо поглядел на лавовое поле, будто ожидал увидеть там бородатого начальника охраны, перепрыгивающего с одной глыбы аха на другую.

– Ладно. Это поправимо. Прикажи Фредриксону, пусть ищет своего шефа одновременно с этим… Джимми-как-его. Что еще?

Уилл Брайент опять замялся.

– Ну давай. Сато ждет. Что третье?

– Цунэо Такахаси.

– Да, Сато сказал, что Санни допоздна сидел с какими-то девушками и пропустил завтрак. Сато сердит на него. И что?

– Он пропал, – сказал Уилл. – Все знают о его привычках, поэтому никто не входил к нему в комнату, но Фредриксон увидел, что стена ланаи проломлена снаружи. Тогда он вошел и увидел, что в комнате все разгромлено, а Санни нет.

Трамбо крепко сжал в руках клюшку.

– Без паники, – прошептал он еле слышно.

– Сэр? – Уилл Брайент наклонился ближе к нему.

– Без паники, – прошептал Трамбо еще тише и пошел к пятой лунке на негнущихся ногах. – Без паники. Без паники.

Глава 16

Вот ягоды охело, Пеле, Склонись же к моим дарам, Смиренно их приношу тебе, Но съем немного и сам.

Миссис Корди Стампф, урожденная Корделия Кук из Иллинойса, проснулась на рассвете без всякого похмелья, но с постоянной болью, которую пыталась заглушить вот уже два месяца. Она вышла на крыльцо, где ее встретило радостное пение птиц. Она никогда не бегала по утрам, и сама мысль об этом казалась ей абсурдной.

Корди дождалась завтрака на открытом ланаи и умяла большую тарелку пирожков с кокосовым сиропом, яичницу с тостами, три стакана превосходного апельсинового сока и чашку кофе. Дневник, который ей дала Нелл, лежал у нее в сумке, и она не доставала его, пока ела. Корди прочла в жизни не так много книг, но эту книжку в кожаной обложке намеревалась прочесть с начала до конца.

После завтрака она прогулялась по магазинам у подножия Большого хале. Большинство дорогих бутиков было закрыто, как и парикмахерская, и центр массажной терапии. Похоже было, что на курорте началась забастовка.

Когда она спустилась к пляжу, навстречу ей вышел Стивен Риддел Картер.

– Миссис Стампф, – сказал он, нервно перелистав список проживающих. – Хорошо, что я вас поймал.

– Обожаю, когда меня ловят, – сказала Корди.

Не обратив внимания на ее сарказм, менеджер повторил то, что сказал уже десяткам людей за утро. Двойное извержение привело к выходу значительных лавовых потоков. Конечно, непосредственной опасности они не представляют, но, посоветовавшись со специалистами, администрация Мауна-Пеле решила предложить гостям покинуть курорт с полной компенсацией их расходов.

– А я ничего не платила, – напомнила Корди. – Я отдыхаю с миллионерами.

Картер улыбнулся:

– Да, конечно. Вы сможете продолжить отдых на другом курорте или вернуться сюда, как только минует… непосредственная опасность.

– А как же билет на самолет? Меня повезут бесплатно второй раз?

– Конечно, миссис Стампф.

Корди усмехнулась:

– Спасибо, мистер, но, пожалуй, я останусь.

– Боюсь, что…

– А вы не бойтесь. Я уже взрослая девочка. – Она похлопала бледного менеджера по плечу. – Позвольте пройти. Я иду на пляж, хочу почитать кое-что.

Вообще-то Корди не собиралась читать на пляже – накануне она порядочно обгорела, да и дневник лучше было не подставлять солнцу и соленому ветру. Вместо этого она нашла уединенную плетеную скамеечку в двадцати шагах от бара «Кораблекрушение». Убедившись, что солнечные лучи не падают на нее, она села на скамеечку и погрузилась в чтение. Обычно Корди читала медленно, но к полудню она прочла весь рассказ о приключениях на берегу Коны сто тридцать лет назад.

18 июня 1866 г., безымянная деревня на берегу Коны

Когда я день и ночь назад сделала последнюю запись, я еще не подозревала, что скоро окажусь в мире, который могла представить себе только в ночных кошмарах. Но правдивый путешественник не может умолчать даже о нисхождении в ад, поэтому я продолжаю писать.

Прошлая ночь, после спасения Халеману, после возвращения мистера Клеменса с безумными глазами… – все это кажется сейчас таким далеким, но именно на этом месте я остановилась в прошлый раз и должна теперь начать с него.

– Ужасные вещи! – воскликнул мистер Клеменс, и мы с преподобным Хеймарком устремились к нему, желая услышать рассказ о его приключениях и совсем забыв о мольбах юноши как можно скорее покинуть это место.

Узнав, что он отсутствовал всего полчаса, мистер Клеменс достал из кармана часы, убедился, что это и в самом деле так, и вдруг начал хохотать. Преподобный Хеймарк подошел к обезумевшему корреспонденту, крепко сжал его предплечье и протянул ему серебряную фляжку.

– Виски? – спросил мистер Клеменс, прервав свой смех и понюхав фляжку.

– В медицинских целях, – скромно сказал преподобный.

Уже не в первый раз за этот день он удивлял нас.

Мистер Клеменс сделал большой глоток и вытер усы дрожащей рукой.

– Извините меня, – сказал он, глядя в сторону. – Вы поймете, когда я расскажу вам, что со мной случилось… какие ужасные вещи я видел.

Мы молча слушали рыжеволосого журналиста, миссурийский акцент которого стал от волнения еще заметнее.

– Хотя я хорошо видел факелы на берегу, стоило большого труда спуститься вниз по скалам, не будучи замеченным. Пришлось вспомнить детство, когда я немало полазал по деревьям и крутым откосам. Наконец я спустился и отыскал большой камень у того места, где кончались деревья и начинался песок. Оттуда можно было наблюдать за процессией, которая находилась всего в двухстах футах от меня. Тогда я впервые ощутил… ну, может быть, не страх, но волнение, от которого у меня пересохло в горле.

То, что я увидел, могло бы сделать из меня методиста. В первой процессии, которая как раз возвращалась назад, шли семифутовые гиганты, кожа которых светилась тем же жемчужным светом, что и их факелы. Потом показалась вторая процессия, еще более удивительная. В тот момент я продал бы душу за самую простую подзорную трубу вроде той, что была у меня на Миссисипи.