Это ужасное поместье - Шон Уильямс
Общие чувства выразительно сформулировала Илси, на исцарапанном и чумазом личике которой застыло обиженное недоумение.
– Никак не понимаю. Мы все пришли сюда потому, что нам обещали лучшую жизнь. А теперь мы мертвы? Почему? Почему заклятие это делает? Почему оно такое вредное?
Пермилия опустилась перед девочкой на колени и взяла её за плечи:
– Магия опасна, совсем как электричество. Её не волнует, кому она сделает больно. Как бы я хотела, чтобы это было не так.
– Да, но почему ей обязательно было нас убивать? – Илси уже плакала, и её брат тоже. – Она что, не могла попросить нас остаться? Мы и остались бы, Хаккет и я. Мы не хотели уходить!
– У каждого заклинания свой разум, как и свои особые силы, – сказала Пермилия, пытаясь подыскать слова, чтобы объяснить глубокие магические истины такому ребёнку. – И разум, и силы эти ограничены, но заклятия крайне решительны и целеустремлённы. Это благословение ума, который всё понимает буквально! Но зачем убивать вас, если при этом оно изо всех сил старается, чтобы вы чувствовали себя тут счастливыми? Вот что я думаю. Заклятие набирало силу на протяжении восьмидесяти трёх лет. А для роста нужна энергия.
– Топливо, – кивнула доктор Митили. – Я так и не нашла его источника.
– А и нашли бы, сами бы себе не поверили. Видите ли, жизнь – самая могущественная сила, известная магии, и, стыжусь признаться, моё заклятие выбрало… отнимать эту силу… у вас всех, чтобы выполнять свою задачу. Сперва оно лишало вас жизни. А потом забирало и тела – чтобы, подпитавшись энергией, привести в западню новые жертвы. Однако, хоть вы и не были уже счастливы тут, оно не стирало вас целиком и полностью, потому что я своим заклинанием не дала ему возможности делать это. Оно просто-напросто вытягивало по мере потребности последние остатки энергии. Вы, бедные мои призраки, таким образом являетесь жертвами вдвойне: собственными жизнями подпитывая убивающие вас чары! Эту иронию превосходит лишь глубочайший мой стыд и раскаяние.
– А толку-то? – проворчал лорд Найджел. – Мы по-прежнему в его власти.
– Это так, – с тяжёлым вздохом согласилась волшебница. – Если бы я только могла найти способ вернуть вам жизнь… возможно… – Она покачала головой. – Но искусство некромантии запретно и почти позабыто. Говорят, последнее испытание в нём – покончить с собой, а потом вернуть себя к жизни. Даже мне не хватит отваги на столь тёмное колдовство…
– Так что же нам, просто сдаться и позволить вам уничтожить заклятие? А самим умереть? – спросила Этта. Теперь она понимала, отчего они с остальными призраками слабели, когда чары были сильно заняты, но это знание ничуточки не утешало. – Или снова зарыть его в подвале, чтобы всё шло как прежде? Хорошенький выбор!
– Сдаётся мне, выбирать сейчас не вам, – промолвила Пермилия, выпрямляясь в полный рост и разглаживая золочёное одеяние спереди. Выражение лица у неё посуровело. – Я уже говорила – лёгкого выхода у этой ситуации нет. Для меня нет… да и с какой бы стати мне должно быть легко? Это же всецело моя вина. Только справедливо, что мне и нести львиную долю ответственности.
Она снова принялась водить руками перед собой – на сей раз словно бы придавая воздуху и самой ткани бытия новую форму.
– Что вы делаете? – горло у Альманаха сжалось от страха.
– Новое заклинание. Чтобы покончить с этим раз и навсегда.
– И что оно сделает? – спросила Этта. – Убьёт нас раз и навсегда?
– А так ли это было бы плохо?
– Да! – выпалила она. – Ну то есть… возможно. Но решать-то должны всё-таки мы!
– И как бы вы поступили? – волшебница повернулась к ней. – Проголосовали бы? Выбрали бы среди вас того, кто решит вопрос жизни и смерти за вас всех? Нет, я не могу так с вами обойтись. Не вам принимать такое решение.
Она развела руки, растягивая перед собой мерцающую силой надпись. Этта ахнула. Она не слышала до сих пор о чародеях, которым хватало бы могущества писать в воздухе прямо руками! Даже доктор Митили не знала, на каком языке эта фраза. Однако значение её понимал каждый. Все отшатнулись, всем казалось – мир давит, расплющивает их. Магия струилась через каждый атом. Дыхание их пело в такт этой магии. Губы волшебницы двигались – быстро и безмолвно.
– Что происходит? – вскричал Альманах, вцепившись в Этту.
– Не знаю, – ответила она, в свою очередь вцепляясь в него. – Но думаю, на этот раз мы умрём по-настоящему!
– Мы должны её остановить.
– Навряд ли выйдет!
И всё же они сделали, что могли. Альманах вытащил из кармана подвеску со своим именем и шпильку. Шпильку он кинул Этте, та поймала её и сжала со всей силы, какую только смогла выжать из своей полупрозрачной руки. С внезапным боевым воплем она ринулась на магическое силовое полотнище, тем временем как Альманах запустил каменную подвеску в голову чародейке. Может, если она отвлечётся, новые чары не подействуют – или же им удастся повредить магическую надпись…
И камень, и подвеску отшвырнуло на землю той же силой, что и призраков – сверхъестественной ударной волной, сотрясшей стены дома. Потолок заходил ходуном. Затрещали стёкла, посыпалась на пол штукатурка… Наконец Пермилия опустила руки, завершив свой труд. Лицо её было исполнено скорби.
– Пора прощаться, – проговорила она с непреклонной бесповоротностью.
Альманах собрался с духом. Он пришёл в этот дом в поисках жизни вне приюта, покинув единственную семью, которая была у него в жизни. Этта заменила ему Джоша. По крайней мере, он умрёт, зная, что это такое – завести нового друга.
Этта тоже отважно готовилась к гибели. Дома она была никому не нужна, но тут, с Альманахом и всеми остальными, ощутила, что её ценят. Она была рупором, выразительницей общего мнения! И слово «умереть» казалось ей уже не таким жутким теперь, когда следом за ним шло слово «вместе».
Даже призраки, каждый на свой лад, смирились с неотвратимостью смерти.
Властный голос вырвал их из предсмертных раздумий.
– Да не валяйтесь вы тут! – прокричала Пермилия, перекрывая грохот рушащихся стен. – Я прощалась не с вами, а с домом!
