Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
Телефон в руке загудел. Перед глазами поплыли цифры незнакомого абонента.
Восемь… семь…
Ася села на пол, опершись спиной на кровать, обняв себя поперек живота. Телефон замолк, дав ей пару секунд передышки, и загудел снова, высветив уже другой номер.
Шесть…
Она сбросила звонок. И следующий. И еще один.
Пять…
«Возьми трубку», – высветилось сообщение на экране.
Гудение буравило мозг. Ей казалось, телефон засунули прямо в черепную коробку.
«Возьми трубку. Возьми трубку. Возьми. Трубку».
– За щеку возьми! – вскрикнула Ася и зажала уши руками, уронив телефон на пол. Десять… девять…
«У меня есть еще фото. Гораздо больше шлюшьих фото. Хочешь, чтобы твои мама и папа ходили и отклеивали их со столбов?»
Семь… шесть…
Ася не могла думать. Не могла даже убрать телефон подальше, спрятать под одеяло. Он гипнотизировал, как авария на дороге. Она боялась отвести глаза, будто, пока она не смотрела, могло случиться что-то плохое. Гораздо хуже того, что уже было и что происходит сейчас.
«Хочешь, чтобы их отправили твоим работодателям? Выложили во всех городских группах? Раздать их бойцам из МГ? Мне бы не хотелось. Тебе бы этого не хотелось. Возьми трубку, Ася. Ответь на звонок».
Четыре… три…
«Серьезно? Даже в наш день ты не хочешь угомониться? Неблагодарная сука. Вот кто ты. Сука, возьми сраную трубку!!!»
Огненный шар подпрыгнул к пищеводу. Ася упала на четвереньки и поползла, а потом побежала в ванную, где ее вывернуло.
* * *
Ася высморкалась и бросила бумажный платочек в урну. К вечеру рвотные позывы улеглись и в желудке образовалась сосущая пустота. Уведомления на телефоне были выключены во всех мессенджерах. Важные люди могут позвонить. Неважные – подождут. Последнее, что она сделала перед этим – написала маме, чтобы не удивлялась разного рода фотографиям, которые могут посыпаться на ее несчастный аккаунт в «Одноклассниках». И, несмотря на то, что Маргарита Павловна знала о том, что ее дочь уже взрослая и у нее есть половая жизнь, которую никто не вправе осуждать, Ася несколько минут тупила над курсором, подбирая правильные слова и тихонько плавясь от накрывающего стыда. Как на такое отреагируют ее друзья и все, до кого этот поехавший мерзавец сумеет дотянуться, она даже думать не хотела, поскольку каждая подобная мысль вызывала болезненный спазм в желудке.
Хотелось забраться в какой-нибудь угол, куда никогда не проникает солнечный свет, и тихонечко там умереть, чтобы никто не заметил. За неимением такового Ася погрузилась в работу и за восемь часов встала из-за компьютера всего четыре раза: чтобы сходить в туалет и открыть курьеру. Она не теряла надежды, что потерянный аппетит найдется.
Перед сном Ася заглянула в чат. Долго ковыряла ногтем заусенец, то занося руку над клавиатурой, то убирая. От желания выговориться сводило челюсть, но она не могла выбраться из кокона отравляющего стыда и недоверия. Она была уверена, что за словами поддержки будут скрываться ехидные смешки. Да, дура. Слала фото мужику, зная, чем это может закончиться в случае неудачного разрыва отношений. Получай, что заслужила, и не ной. Самарин наверняка так бы и подумал. И что толку, если тебя поддерживало маленькое сообщество таких же пострадавших, когда в реальной жизни окружали люди вроде Самарина.
Они сидели даже в кабинетах психологов. Выслушивали пострадавших, делали пометки, плохо изображали сочувствие и вводили под кожу токсичные порции стыда и чувства вины, предлагали «поискать причины в себе» и «не беситься с жиру», ведь «в хосписах доживают онкобольные, вот им действительно плохо», и после мирно спали, пока их жертвы медленно умирали от отравления.
Ася решительно свернула окно мессенджера и открыла гугл. Пальцы быстро забегали по клавишам:
«Фантомные боли после выкидыша, боли при посттравматическом стрессовом расстройстве».
Разрез стал больше. Теперь Ася в этом не сомневалась, хоть и отказывалась верить. Однако утром намертво приклеенный пластырь уже не мог его скрыть. Порывшись в ящике стола, она приложила линейку к плоскому напряженному животу. Рана достигала трех сантиметров и трех миллиметров.
Ася выхватила из стакана ручку. Перемерила еще несколько раз, жмурясь, смаргивая утреннюю муть с глаз. Записала цифру в блокнот и, почувствовав, что ноги не держат, опустилась в рабочее кресло. Порез тут же раскрылся, и Ася рывком выпрямила спину, словно он мог прямо у нее на глазах поползти дальше, как стрелка на колготках, до самого лба. Потом склонила голову и очень медленно согнулась.
Края раны снова разошлись, как маленький безгубый рот. Она четко увидела границу слоев кожи, тонкого жирка и уходящей вглубь темно-красной плоти. Боли не было. Не было крови. Было тошнотворно жутко смотреть на себя внутри и не понимать, как могло не быть ни одного, ни другого.
Ася застонала от отвращения и быстро выпрямилась. «Рот» захлопнулся, чмокнув, и выдавил прозрачные вязкие капли, хотя только что, она могла поклясться в этом, был абсолютно сухим. Ася подцепила каплю и растерла пальцами. Она не была вязкой и не пахла неприятно. Уж воспалившуюся рану и выделения из нее она бы узнала. Такая рана болит, горит и сочится гноем. А это, скорее всего, сукровица. Значит, она затягивается. Нужно просто не трогать лишний раз.
Воспрянув духом, Ася повторила вчерашнюю процедуру обработки, заменив перекись на хлоргексидин, и наклеила уже два пластыря.
* * *
Ей снились похороны. Саша опускает маленький белый гробик в неглубокую яму, холодный ветер надувает его ветровку пузырем на спине. Каменное, серое лицо, раздраженные движения, будто его заставили закапывать картошку, а не мертвого ребенка. Его ребенка. Которого он сам же и убил.
Ася видит, как к лакированной коробочке будто тянется бельевая веревка, но шквальный ветер, бросающий волосы в лицо, мешает рассмотреть. Когда же, наконец, она фокусирует на ней взгляд, то понимает, что она скользкая, живая, смазана кровью и тянется к гробу из ее живота.
В голове проносится дикая мысль, что пуповину не обрезали в больнице и нужно срочно найти что-то острое, иначе она так и останется здесь, прикованная к могиле, когда все разойдутся. Ася кричит об этом Саше, но голос будто тонет в бушующем вокруг шторме. Неужели он сам не видит пуповину, зажатую крышкой, мечущуюся из стороны в сторону? Она осматривается, ища поддержки, и понимает, что кроме нее, Саши и ветра, на кладбище никого нет. Даже мамы с папой. Как случилось, что в эту тяжелую минуту
