Грэхэм Мастертон - В стиле рококо

Она ощущала внутри себя этот огромный стержень из холодного негнущегося металла, и это заставляло ее дрожать от предвкушения. Ее руки поглаживали вздувшиеся половые губы и ласкали скользкую границу между металлом и плотью.

"Думай обо мне”, — просил ее Джеймс, и, надавливая на фаллос всем весом своего тела, она пыталась представить себе его лицо. Пока раздвигалась плоть и разрывались слизистые оболочки, она пыталась вспомнить, как он выглядит. Но не могла. Она не могла даже представить себе его глаза.

Впрочем, он был прав. Удовольствие действительно превосходило все ожидания. Она задыхалась и содрогалась в самом диком и невероятном оргазме до тех пор, пока кровь не хлынула в ее горло и не полилась потоком изо рта.

Рэй весь день пытался дозвониться до нее, но, поскольку она не отвечала, сам отправился к ней домой и убедил Лиланд, консьержку, впустить его в квартиру.

В комнате было темно, шторы оставались задернуты. Посреди комнаты, уставленной зеркалами, лежала Марго с открытыми глазами и кровью, запекшейся на губах.

Вокруг шеи у нее была намотана проволока, украшенная пробками от пепси-колы и развернутыми презервативами. Марго была облачена в поношенный лохматый банный халат и потрепанные кеды. На халате темнели пятна крови, а между бедер торчала длинная круглая жердь, какие используют в качестве опор на стройках.

В шоке, Рэй опустился на, колени рядом с ней и осторожно, двумя пальцами, закрыл ей глаза. Он вспомнил ее поведение в течение последних нескольких дней и понял, что у нее просто поехала крыша. “Головокружение от успехов”, как называет это Уолтер Раттер. Но он и подумать не мог, что она убьет себя, да еще таким образом.

В комнате стояла вонь, как от сардин в масле — тот самый запах, который окружал Марго все последние дни.

Наконец Рэй встал на ноги и посмотрел вокруг. Бледная, застывшая от ужаса консьержка стояла в дверях, и Рэй сказал ей:

— Очнитесь. Вызовите “скорую” и полицию.

Около дома, на залитой весенним солнцем улице стоял мужчина и смотрел, как подъезжает “скорая”. Он был небрит, серый костюм давно нуждался в чистке. Глаза у него были красные от недосыпа и алкоголя. Он подождал, пока не вынесли накрытое простыней тело и не стих вой сирены, а потом зашагал прочь, фыркая время от времени и безостановочно ища что-то у себя в карманах, как будто надеясь найти там завалявшийся окурок или даже пару монет.

Так бывало всегда после того, как ему удавалось затушить еще один яркий огонек этого мира, разгоревшийся слишком сильно. Тупая головная боль и дрожь в ногах. Но такая уж у него работа. Уравновешивать состояние мира, осуществлять социальную справедливость. За каждую наркоманку, умершую в своей лачуге, полной мусора, должна быть сорвана роза, цветущая в роскоши. Справедливость — просто справедливость. И кто-то должен за этим следить. Кто-то должен поддерживать равновесие.

Дойдя до Геральд-сквер, он остановился на тротуаре около витрины “Мэйси” и простоял там минут пять — десять. Наконец он увидел красивую, хорошо одетую молодую женщину, которая переходила улицу, толкая перед собой коляску, в которой сидел белокурый малыш. Он перестал фыркать, выпрямился и улыбнулся, глядя на нее.

Когда Рэй был в квартире Марго, он нагнулся и подобрал с пола маленькую пластмассовую брошку с цветком, упавшую с ее банного халата. С минуту он смотрел на нее, а потом опустил в карман. “Пусть что-нибудь будет на память о ней”.