Андрей Дашков - Дом на Лысой горе

– Смертельно больные? – подал голос Квинт.

– Не обязательно. Среди них есть и те, которые не ведают о скором конце. Например, будущие жертвы автокатастроф.

– Тогда зачем… – Квинт осекся.

– Хотите сказать, какая польза от такого взаимодействия? Для вас – вполне ощутимая. В большинстве случаев объект не подозревает о близости смерти или не в состоянии адекватно воспринять ее неизбежность. Но вы-то предупреждены. Согласитесь, это многое меняет. Уверяю вас, эффект глубочайший.

– Откуда вы знаете?

– Уже испробовал на себе.

– Значит, мы первые подопытные?

– Я же сказал: первым был я.

– У вас не возникало желания вмешаться? – неожиданно спросила Маргарита.

Профессор пристально посмотрел на нее. По мнению Квинта, этот вопрос должен был окончательно убедить Леонарда в том, что девица с прибабахом.

– Если под вмешательством вы подразумеваете попытки изменить судьбу обреченных, то это совершенно исключено. Вы станете именно свидетелями, а не участниками событий – если согласитесь, конечно. Поток информации, воспринимаемой объектом и передаваемой вам, имеет сугубо однонаправленный характер. Это принципиальное свойство открытого мной метода, иначе я навлек бы на себя гнев того, чья заявка имеет абсолютный приоритет.

Квинту пришло в голову, что профессор выражается чересчур витиевато. Кроме того, от последнего замечания потянуло ненавистным ему мистическим душком.

– Поймите, – продолжал Леонард, – Тут не должно быть места ложному состраданию. Дни и часы этих людей уже сочтены. Никто не в силах им помочь. Единственное, что вы в состоянии сделать, это использовать чужую смерть, чтобы продолжать жить. Звучит немного цинично, но так оно и есть. Учиться жить никогда не поздно. Я, конечно, имею в виду полноценную жизнь.

– Я не знаю, что это такое, – вставил Квинт.

– Правильно, иначе вас бы здесь не было, – тотчас отозвался профессор. – Не хочу показаться самодовольным, но, если речь идет об ограниченном времени, мой метод представляется мне единственно действенным и быстрым способом радикального изменения сути нашего бытия. Обычно все мы понимаем, что жили не так, как надо, когда уже слишком поздно. Таким образом, мы узнаем истину, ставшую к тому моменту бесполезной и даже болезненной. Профилактическое лекарство существует, и оно доступно буквально каждому, однако мы отделены от него завесой, сотканной нашим сознанием. Это самая изощренная и смертельная ловушка из всех, которые мне известны.

– Ну а вам-то что за дело? – прямо и грубо спросил Квинт. Маргарита бросила на него гневный взгляд, но он продолжил:

– Надеюсь, вы не станете убеждать нас, что занимаетесь благотворительностью или спасением заблудшего человечества?

– Боже упаси. – Профессора Леонарда эти вопросы, похоже, нимало не задели и даже немного позабавили. – Вам предлагается участвовать в промежуточной стадии эксперимента. Как вы понимаете, предела совершенству нет. Лично я собираюсь пойти гораздо дальше.

– Куда уж дальше, – пробурчал Квинт, собираясь с мыслями. Объяснения Леонарда звучали бредово, но в этот бред Квинт уже поверил. От слова «дальше» на него повеяло неземным холодком. В то же время оставалось непонятным, зачем профессору вообще нужны добровольцы, если эксперимент совершенно безопасен.

Маргарита по-прежнему взирала на Квинта враждебно. В ее взгляде явно читалось: «Какого черта тянешь волынку, кретин? Не нравится – вали отсюда!» Квинта это не удивляло – потенциальные жертвы не ведают сомнений. Он стал демонстративно разглядывать мебель. Проследив за его взглядом, Леонард, похоже, решил воспользоваться моментом, чтобы разрядить обстановку.

– Прекрасный дом, не правда ли? И обошелся до смешного дешево. Мне показалось, прежние хозяева были рады от него избавиться. Ну теперь-то я понимаю почему.

– Вы могли бы и не покупать.

– Мог бы, но купил и не жалею. Видите ли, я люблю тишину и уединение. Там, откуда я приехал, не было ни того, ни другого. А здесь идеальное место для моих исследований. Я могу заниматься ими без помех, шума и суеты. Особенно по ночам.

Квинт вслух усомнился, что и днем на Лысой Горе царит оживление.

– Ваш друг большой скептик, – заметил Леонард, обращаясь к Маргарите.

Та пожала плечами:

– Никто никому ничего не должен. Лично я по-прежнему хочу попробовать.

Тон Леонарда сразу стал деловым и похолодел градусов на двадцать:

– Отлично. Тогда, если не возражаете, молодой человек, Рауль вас проводит…

Квинт попытался представить, как все это выглядит со стороны. И озвучил в отрезвляюще простых выражениях. Некий тип, называющий себя профессором, заманивает к себе одержимую смертью дурочку со своим дружком, у которого не хватило духу отказаться. Интересно, кстати, как этот Леонард вообще узнал о ее существовании. Скорее всего, побывал в «ВООКашке» и, поговорив с Марго, сразу смекнул, с кем имеет дело. Далее: профессор рассказывает своим гостям о якобы открытом им способе сопровождать без пяти минут мертвеца до могилы. Занятие в высшей степени облагораживающее и, если верить Леонарду, эффективно прочищающее мозги. А теперь позвольте вопрос на засыпку: кто из этих троих псих? Ответ: как минимум двое. И Квинт вроде бы не собирался становиться третьим. А если так, то что ему остается? Правильно – послать профессора к черту.

Что он и сделал.

Напоследок он повернулся к Маргарите и спросил на всякий случай:

– Ты идешь?

– Нет.

Ему показалось, что теперь она смотрит на него с презрением. Ну, этими штучками его не проймешь.

Он направился к выходу, внутренне готовый к худшему. Рауль не выглядел здоровяком, но на всякий случай Квинт по пути прихватил кочергу. Она ему не понадобилась.

Он без помех выбрался на улицу и быстро зашагал в сторону Круглой площади. Он глубоко дышал, словно пытался избавиться от последнего кубика отравленного воздуха в легких. Обратная дорога показалась вчетверо короче. На часах было без двадцати одиннадцать, когда он пересек незримую границу между тревожным ожиданием и относительной безопасностью. Так закончился для него третий визит на Лысую Гору.

Но закончились ли сны о Доме на Горе?

В этом он не был уверен.

Об исчезновении Маргариты он узнал следующим вечером, когда отправился в «ВООКашку». Магазин был заперт. Нельзя сказать, что это явилось для Квинта полной неожиданностью. Но прежде была ночь и был день, и ночью ему снились странные вещи. Это было какое-то новое измерение снов – все происходящее казалось абсолютно реальным и в то же время лежало за гранью устоявшихся представлений Квинта о допустимой реальности.