Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
И впрямь, к этой старой каменной развалине валили толпы, при подходе зачем-то разделяясь по половому признаку: мальчики направо, девочки налево. Там те и другие надолго зависали, кто крестился, кто кланялся, некоторые бились лбами. Кто отмолился, раком пятился назад, уступая место очередным грешникам. Я думал о том, как неплохо было бы высосать бутылочку холодного пивка.
– Слышишь, – вывела меня из мечтаний Магда, – если подойти к стене и загадать желание, оно сбудется.
– Божественная электронная почта? Тогда загадаем миллион баксов. Нет, лучше два.
– …за этими стенами располагался древний Иерусалим. Существовало семь входов в город. Через ворота центральные, Золотые, входил в Иерусалим Иисус Христос…. Сейчас они закрыты…
– Жалость какая. – Отметил я. – А через другие я входить отказываюсь.
– Прекрати. – Насупилась Магда. – Я хочу посмотреть Голгофу.
– А я хочу пива.
– Неужели тебе не интересно?! – вспылила Магда. – Как можно быть такой серостью?! В конце концов, это не только религиозные, но и исторические, культурные ценности!
– Ты бы помолчала! – обозлился я, изведённый духотой, качкой, миграционщиками и всем этим религиозным бредом. – Тоже мне нашлась, интеллектуалка! «Кино про чертей и ведьму Маргариту…»
Магда гневно вспыхнула, но проявила чудеса сдержанности и лишь процедила сквозь зубы:
– Пошёл ты…
Она закутала свои прелести во взятый напрокат балахон, превратилась в серый кокон, едва удостоив меня ледяным взглядом, смешалась с толпой исчезающих под каменными сводами.
Я остался один.
Туристы всех стран и мастей налетали на меня, бормотали извинения на разных языках и, щёлкая «мыльницами», тарахтели камерами и торопились дальше. Мой взгляд невольно прилип к кучке людей, диссонировавших с окружающими. Несколько стариков и старух, одетых очень просто, если не сказать бедно, но опрятно. На головах бабулек ситцевые платочки, в морщинистых пальцах дрожат иконки… Я вдруг особенно остро ощутил свою чужеродность…. Я не мог объяснить этого чувства не только Магде – себе самому. Просто стало неуютно, словно припёрся в дом, куда не приглашали. Что мне, атеисту-материалисту, здесь делать? Фотографировать, исполнившись праздного любопытства? Нет, это не по мне. Лучше побродить по базару, прикупить сувенирчики. На работе каждый привозит из отпуска какие-нибудь безделушки и дарит коллегам. У меня уже целый стеллаж. Перл коллекции – подарок Толика Белозёрцева. Глиняный человечек с огромным, выше головы, фаллосом.
Старый Иерусалим, подобно праздничному пирогу, разрезан на четыре части: иудейскую, христианскую, мусульманскую и армянскую. Как эти части определяются, по каким именно критериям, я не вникал. Скажу лишь, что базар представляет собой мини-модель города: те же четыре куска, и у каждого своя приправа. В мусульманской к запаху пряностей и еды, разложенной прямо под ногами – не зевай, а то наступишь, и придётся купить и скушать, даже если не голоден! – примешивается тонкий сладковатый опиумный дурман. Бойкие торговцы дёргают за рукава, норовя затащить в лавку, чтобы впарить джинсы «под Ливайс», футболки «Ай лав Израиль» (в Москве за такую по фэйсу запросто схлопочешь, если на скинов нарвёшься), аляповатые украшения под золото или, если спросишь, понюшку марихуаны. Курят её здесь же, за замызганной занавеской.
А всего в двух шагах, в иудейском куске рыночного пирога, торгуют теми же джинсами, футболками и побрякушками, но тарелок под подошвами уже не встретишь. И продавцы более степенны, неторопливы. Они не кидаются на тебя как коршуны на зазевавшегося цыплёнка, а проникновенно взирают из-за прилавков, всем своим видом демонстрируя многовековое достоинство исторического народа. И курительной травкой здесь не пахнет. Зато вместо вертлявых пацанов иной раз промелькнёт в дверях томная темнокудрая красавица с такими жгучими очами, что невольно притормозишь, рискуя свернуть шею.
Кусок христианский мало чем отличается от московской барахолки. Запах сосисок в тесте. Мягко гакающие и шокающие дивчины, облачённые, независимо от возраста и комплекции, в платьица, шортики и топики. Бойкие хлопцы, предлагающие посмотреть, пощупать и понюхать прекрасный товар, лучший на базаре. Прилавки завалены китайским ширпотребом, пузырьками со святой водой (видимо, из священного иерусалимского водопровода) да распятиями, от крошечных – до огромного деревянного, способного повергнуть в шок истинного христианина. Не знаю, как Иисус, а лично я не хотел бы такого пиара.
До части армянской я не добрался. Голова затрещала от всего этого пёстрого ароматного громкоголосого безобразия. Я купил и с удовольствием выпил банку холодного пива, решил приобрести в качестве сувениров эти жуткие распятия и ретироваться к автобусу. Взяв наугад пять штук, зашёл в лавку, позвал хозяина. Из магазинных недр показался худощавый интеллигентный старичок в очках, мало похожий на владельца сувенирной лавки, скорее, на учителя на пенсии, мягко поинтересовался:
– Чего изволите?
Я протянул распятия, и старичок принялся осторожно укладывать их в бумажные пакетики. Рассеянным взглядом я обвёл стены магазинчика. На одной, висело несколько длинных несколько длинных балахонов с затейливо расшитыми поясами. Интересный фасончик. Я подошёл ближе, потрогал.
– Нравятся? – Хозяин приблизился, и в его мягком голосе прорезались горделивые нотки.
– Классная рубаха.
– Хитон, – поправил старик. – Так одевались во времена Иисуса. Вот это – платье торговца. Видите этот пояс? В нём хранили деньги. Везде вышивка ручной работы. Никакой машинной халтуры. Натуральный лён. Мои костюмы наиболее точно отвечают исторической правде. Можете мне поверить, ведь когда-то я был, так сказать, ведущим консультантом по историческому костюму. Работал на «Мосфильме». Ко мне до сих пор иногда приезжают господа бизнесмены, оставляют заказы. У меня здесь, так сказать, свой маленький цех. Да-а… Но, к сожалению, на исторические костюмы не проживёшь. Спрос небольшой. Вот и приходится торговать всякой ерундой.
Он снова улыбнулся мягко и немного печально, и мне отчего-то стало жаль этого славного старикана.
– Красотища, – сказал я. – Впечатляет.
– Правда? – Глаза старика радостно блеснули из-под лохматых бровей. – А хотите примерить? Я вас сфотографирую на память.
– Можно? – удивился я.
– Почему же нет? Хозяин барин. Ваши тёмные волосы и лёгкая небритость как нельзя лучше подходят к образу.
«Лёгкая небритость» – мягко сказано. На отдыхе мне вообще лень станок в руки взять. Тем более что Магда не имеет ничего против, считает, что щетина придаёт мужчине сексуальности. А что? Прикольный получится кадр. Не думаю, что это будет стоить больших денег. Ну, дам дедку пару шеккелей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});