Игорь Желем - Синдром Фредди Крюгера

Стефан отчаянно зевал и пялился в прямоугольное отверстие для подачи пищи. Сквозь толстое предохранительное стекло он видел Фиону, единственную узницу тринадцатой палаты. Он ждал, когда наступит час Быка — три часа ночи. Медсестра ушла в комнату отдыха, а санитары играли в очко во вспомогательном помещении.

Расслабился и Стефан. Он был почти уверен, что ему предстоят две-три бессонные ночи, и ничего особенного он не увидит. Он просто хотел завершить эксперимент. К полтретьему ночи он вздремнул. Не помог даже термос с очень крепким кофе. Стефан встрепенулся, когда в тринадцатой палате раздался шум. Звук не имел ничего общего с металлическим бряцанием. Он был глухой, низкий и напоминал стон. Стефан бросился к нише. Кровать пустовала. Измятый пододеяльник, подушка… Фиона лежала на полу. Она дрожала, как малярийный больной в очередном приступе. Губы девочки беззвучно шевелились, а в уголках рта собиралась белесоватая пена. Приступ развивался стремительно. Судорожные сокращения мышц, отек лица и шеи, конвульсии. Потом тело Фионы изогнулось дугой.

Стефан был обязан вызвать медсестру, санитаров, фиксировать больную, ввести в ротовую полость девочки расширитель, придержать язык… Но Стефан медлил. Он был уверен, что Фиона разыгрывает представление. Обычная истерия. Таким больным требуется зритель. Испарина на лбу, покрасневшее лицо, прерывистое дыхание, стоны, всхлипы, предчувствие смерти. Потом некоторые пациенты изгибаются в классическую истероидную дугу. Ее-то сейчас и демонстрировала Фиона. Это тяжелое, но вполне поправимое нарушение психической деятельности. Оно лечится. Иногда достаточно хорошей оплеухи. Впрочем, кое-что смущало Стефана. Приступ был… множественным! Каждые полминуты мышцы расслаблялись, и Фиона обессилено падала на пол. После непродолжительной паузы девочка вскрикивала и вновь изгибалась, словно таинственный истязатель подключал к ее конечностям и затылку напряжение в тысячи вольт. Даже здоровенный толстокожий детина после такой пытки уже давно бы описался…

Стефан сохранял спокойствие. Он не собирался открывать дверь палаты. Он мог сидеть до утра и наблюдать, как Фиона корчит из себя припадочную. Психические больные часто устраивали такие спектакли, но Фиона… уж слишком старалась. Она исполняла роль без малейших помарок. Несведущий человек и в самом деле мог подумать, что у девочки тяжелый приступ «черной болезни». Стефан зевнул, отвинтил крышку термоса. В смежной палате послышался шум. Когда Стефан решил посмотреть, что же там происходит, Фиона успокоилась. Судороги уже не сотрясали тело девочки, и она, даже, попыталась взобраться на кровать. «Давно пора, — подумал Стефан. — Такие упражнения довольно утомительны».

Смежную палату занимал сексуальный маньяк. Он насиловал древних старух. Он не убивал их, но случалось, что престарелые партнерши не выдерживали столь яростного и неожиданного натиска. Любителя старины отловили и заперли в клинике. Его кормили антипсихотиками, но даже в заторможенном состоянии он удовлетворял себя несколько раз в сутки. Этой ночью маньяк насиловал собственную подушку. «Его бедра двигаются, как у кокер-спаниеля при случке», — подумал Стефан и вернулся к тринадцатой палате.

Спектакль продолжался. Девочка пыталась покончить жизнь самоубийством. Из обрывка простыни Фиона скатала веревку, свернула ее петлей, набросила удавку на шею, а другой конец подцепила к изголовью кровати. Да, был такой способ самоудушения. Если пытаться присесть и упереться ягодицами в пол, петля начинает сдавливать сосуды, питающие мозг. Следует помрачение сознания, потом и полная его потеря. Тело обвисает, под его тяжестью петля затягивается все туже, и дыхание становится невозможным. Человек умирает… Но Стефан опять не верил в подлинность происходящего. Дабы покончить с собой таким образом — медленно и довольно мучительно — нужна громадная сила воли и непреклонная решимость уйти в мир иной. Стефан с грустью думал о том, что Фиона, по всей видимости, угодила в психиатрическую клинику совсем неслучайно. Эта истерика, теперь «самоубийство» на глазах у врача…

Петля сдавила шею Фионы. Девочка задыхалась. Она не пыталась привстать. Ее лицо посинело, глаза закатились, а язык вывалился на подбородок. Стефан открыл термос и наполнил чашку. «Неплохой кофе, — подумал Стефан. — Жаль, старика нет. Ему бы понравился…». Он вспомнил их посиделки за рюмкой коньяка и басни захмелевшего ординатора о синдроме Фредди Крюгера.

Руки и ноги девочки сотрясала мелкая дрожь, потом Фиона обвисла на удавке. На полу образовалась лужица. Стефан оцепенел. Непроизвольное мочеиспускание в данном случае могло означать только одно — Фиона умирала по-настоящему! Или уже умерла!!! Стефан испугался. Паника захлестнула его, и он вдруг почувствовал, что сейчас тоже сделает лужу — прямо в холле психиатрического отделения. «Самоуверенный кретин, — простонал он. — Кажется, ты убил не только этого больного ребенка. Ты искалечил себя на всю оставшуюся жизнь…». Теперь Стефан уже не мог медлить. Он провернул ключ в замке, открыл дверь и бросился к девочке. Первым делом он приподнял Фиону, ослабил удавку и попытался сбросить ее с шеи девочки. И только потом он сообразил, что простынь, из которой Фиона смастерила удавку, была совершенно новой. Разорвать ее вот так, запросто, даже взрослому не под силу. Тем более девочке… И Стефан понял, что совершил еще одну ошибку.

Двойной удар в пах и живот нокаутировал его. Стефан скрючился, потом рухнул прямо в зловонную лужицу возле кровати Фионы. Он выпучил глаза и разинул рот, как подвыпивший футбольный фанат, узревший мяч в воротах своей команды. Оказалось вдруг, что параллельные миры существуют и вполне достижимы. И один из них — вселенная боли — отмыкается метким ударом промежду ног. В этом мироздании человек «дышал» раскаленными флюидами боли, а звуки и формы странным образом искажались. Стефану почудилось, что пол тринадцатой палаты дрожит, прямоугольник дверного проема вытянулся в овал, а ножки кровати превратились в «страусиные» конечности с громадными шпорами на каждом суставе.

Над Стефаном склонилось странное человекообразное существо. Сплошь волосатое, зловонное, в каких-то лохмотьях… Удавка все еще болталась на шее уродца. Существо рассекло петлю одним взмахом ладони. Стефан присмотрелся. Нет, ему вовсе не пригрезилось. Эта ладонь… Концевая фаланга указательного пальца превратилась в острое металлическое лезвие. Стефан вскрикнул. Лезвие тотчас переместилось к его шее.

— Больше ни звука, — предупредило существо. — Не то я вскрою твою трахею и брюшную полость!