Кир Луковкин - Оплата

— Как ты это сделал?

— Я… — Вадим разрыдался. — Она… Это произошло случайно… Я…

Губы его дрожали. Отчаянно хотелось курить. Таксист терпеливо ждал.

— В меня словно что-то вселилось. Она врала мне. Обманывала. Был другой. Она скрывала. Это привело меня в бешенство. Мы кричали. Я колотил все, что попадалось под руку. Разбил свой телефон. Бумажник куда-то закинул. Я принес шампанское и конфеты, хотел порадовать, сделать сюрприз. Она не ждала меня. Попросила посидеть в комнате и забыла закрыть окно переписки. Ну, я и прочел. — Вадим горько усмехнулся. — Какая мелочь. Видел бы ты ее лицо. Я бы так не бесился, если бы она не пыталась врать. Понимаешь, она лгала мне в наглую, откровенно, как будто издевалась. Старалась ужалить побольнее. Другая бы сказала все по-честному — я бы понял, разошлись с миром. Мне следовало просто уйти. Развернуться и уехать. Но я не мог это так оставить, такое унижение вытерпеть невозможно. Будто окунули лицом в помои. В общем, я схватил ее…

Вадиму стало трудно говорить. Накатила волна воспоминаний.

— Ты схватил ее, хотел обнять. Рассказывай подробно.

— Хотел… — заскулил Вадим. — Она вырывалась.

— Во что она была одета?

Вадим исступленно забился затылком о подголовник сиденья.

— Говори! — в голосе таксиста внезапно послышалось что-то потустороннее, сакральная мощь и власть, которой захотелось подчиняться беспрекословно — броситься на колени, бить лбом землю и вымаливать милость. Вадим поспешно затараторил:

— На ней была футболка с Микки-Маусом и спортивные штаны, черные с лампасами… белые носочки. Волосы заплетены в косичку. Мне всегда нравилась эта косичка… Я притянул ее к себе, она отстранялась и все время кричала, не умолкая. Кричала пронзительно, как истречка. Потом она отвесила мне пощечину, со всего маху. И ударила коленом в пах. Схватила со стола будильник — и мне в лицо. Швыряла все, что под руку попадется.

— И что ты сделал?

— Отпустил ее. Вернее, толкнул на кровать, — Вадим задыхался, не в силах остановиться. — Она не удержалась и упала. Я схватил за ноги, дернул, навалился, она брыкалась, как кобыла, засветила в живот. Я хотел всего лишь встряхнуть ее хорошенько и сказать, чтобы она успокоилась, но она не желала слушать, будто с цепи сорвалась, была такой бешеной, остервенелой, плевалась. Я все время твердил: уймись, уймись, уймись, наконец. А она: ненавижу, подонок и все такое. Потом, я все-таки спеленал ее, как-то ухитрился прижать, спросил, почему она так поступила. А она — давай смеяться в ответ. Издевательски так, злобно. А потом она сказала, почему.

— Почему?

Раскрасневшийся Вадим пристыжено молчал.

— Почему? — допрашивал таксист.

— Потому что ни разу… со мной… у нее… не получалось!

— Что ты ответил?

— Я? — Вадим усмехнулся, хлюпая носом. — Ничего не ответил. Просто вцепился ей в шею. Мертвой хваткой. Вот этими руками, сжимал ее красивую шейку, чтобы ее милый ротик больше не исторгал гадости. Она трепыхалась, как рыба на льду. Но я держал крепко, наверняка. Все твердил: уймись. Она пыталась меня скинуть, исцарапала все локти в мясо, но я терпел, я умею терпеть. И когда она успокоилась, я еще долго держал ее и смотрел в ее синие прозрачные глазки. У меня получилось — она успокоилась. В тот момент она была такой тихой и прекрасной, совсем как раньше.

— Каково это? Как впечатления? Говори правду, Вадик.

Вадим уставился на своего мучителя, поигрывая желваками.

— Мне понравилось, — прошептал он спустя какое-то время.

— На что это похоже? — таксист придвинулся к нему вплотную, так что было слышно его прокисшее дыхание, а очки превратились в два окна с пасмурными тучами.

— Это… как затушить свечу пальцами. Сперва тепло, затем обжигает. А в конце дым.

— Дым, — довольно повторил таксист.

— Ты был там. Ты знал.

— Это моя служба. Быть в нужное время в нужном месте, — таксист снял очки и на Вадима в упор уставились две бездны глаз, напрочь лишенных радужки и зрачков. Как два дула, готовые выстрелить, бездонные, притягивающие, всасывающие в себя. От краев отверстий по белкам протянулись маленькие трещинки — казалось, ударь по ним, и глаза со звоном осыплются, словно стеклянные.

Отступать было некуда. Прежние доводы рухнули. И Вадим поверил.

— Вот мы и рассчитались, — таксист водрузил очки на нос. Перегнулся, открыл дверцу. — Приехали, командир. Доставил в лучшем виде.

Вадим очумело выполз наружу, спеша поскорее выбраться из автомобиля. Ноги еле держали; он в изнеможении опустился на бордюр. Заметно посветлело. Город окутал предрассветный сумрак, между домами стелился туман. Кое-где шаркали метлами дворники.

— Удачи, дружище! — крикнул таксист. — И прощай.

Серая «Волга» с шашечками ловко вывернула с парковки, свернула на Волгоградский проспект, обогнула разъезд и направилась в сторону Садового кольца, затерявшись в общем потоке машин.

Сгорбленный Вадим сидел на бордюре и собирал остаток сил на рывок до дома. Его дневной запас слез тоже закончился. Утренний воздух жег раздраженные глаза. Голова отказывалась соображать. Собственное тело казалось чужим, тряпичным. Все, чего сейчас ему бы хотелось — упасть в постель и забыться сном на пару дней. Прилагая неимоверные усилия, он распрямился и побрел во дворы.

Настойчиво преследовало чувство, словно из него вынули душу.