Эдвина Нун - Темный кипарис

— Вот как, это выглядит красиво, Тодд.

— Наверное.

— Но так и должно быть. Я очень люблю сельскую местность. — Он был далеко. — Да. — Он снова замолчал, по-прежнему глядя в огонь.

— Тодд?

— Да, мэм?

— Тебе не хотелось бы пойти со мной на прогулку и показать эти места?

Он покачал головой:

— Нет, мэм.

Стелла нахмурилась. Очевидно, отношения между нею и мальчиком складывались не совсем правильно. Ей надо выяснить, что волнует его.

— Тодд, разве тебе не рассказывали обо мне?

— Я предполагал, что вы когда-то приедете.

— А для чего я приеду?

Его мимолетная улыбка была почти лукавой.

— Я догадывался и об этом, мэм. Мне очень жаль, понимаете.

— Жаль? Ты не хочешь учиться?

Левой рукой он отбросил назад свои пшеничные волосы.

— Мне очень хотелось бы учиться. Просто мне жаль, что вам пришлось проделать весь этот путь от Нью-Йорка. Это такое длинное путешествие, не правда ли? Я хочу сказать… вы, должно быть, много путешествовали.

Она наклонилась к мальчику, подавляя желание прикоснуться к нему, понимая, что это только заставит его отступить дальше — туда, в его личный мир, созданный им самим.

— Все это не имеет значения, Тодд. Так почему ты сожалеешь?

— Потому что я не думаю, что останусь здесь надолго.

Стелла улыбнулась ему, чтобы показать, что она уловила его незамысловатую шутку:

— Так вот, Тодд, мне хотелось бы услышать ответ непосредственно от тебя. Никаких игр. Твой отец ничего не говорил о том, что ты уедешь. Ты разыгрываешь меня, так?

— Нет, это не так. — Он настаивал решительно, отодвинувшись от нее. — Отец не знает, что я уеду. Вот почему он не мог сказать это вам.

— Понятно. И когда ты думаешь уехать?

— Скоро.

— Как скоро?

— Скоро. — Он не собирался вдаваться в объяснения, чтобы не сказать того, чего не хотел говорить.

Стелла сдержала себя, почувствовав внезапный неоправданный приступ гнева. Это ее первое настоящее назначение, и ей пришлось уехать из дома, чтобы выяснять отношения с таким странным ребенком. Богатый, красивый, испорченный ребенок, который… Она одернула себя понимая, что рассуждает предвзято и мальчик по непонятной причине настроен против воспитательницы. Ее диплом не давал ей права пренебрегать обычным приличием. Она смягчила свой тон:

— Как по-твоему, когда они приедут забрать тебя? Тодд, я знаю, что ты ожидаешь кого-то, потому что ты сказал это Гейтсу вчера, когда я приехала. Ты помнишь, Тодд? Ты услышал, что я приехала, и подумал, что это был… Кто это был, кого ты ждал вчера, Тодд?

Он отошел от нее, замкнувшись в своих переживаниях. Что-то похожее на страх и, видимо, внушавшее ему ужас засверкало в его голубых глазах. Стелла хотела подойти к нему, но он резко отпрянул от нее, казалось стремительно уменьшившись в размерах.

— Нет, мэм, — сказал он высоким напряженным голосом, который больше обычного походил на голос маленького мальчика, — вы ошиблись. Я никого не жду.

Подобно своему таинственному отцу, он быстро пришел в смятение и выскочил за дверь кабинета. Она захлопнулась с недружелюбной энергией.

Стелла опустила глаза на свои ненакрашенные ногти и постаралась не поддаться ощущению поражения. Однако ей не удалось отделаться от неизбежной правды.

Что-то определенно было неблагополучно в Хок-Хаус.

Глава 3

ДЕРЕВО

Ужин в тот вечер прошел довольно оживленно. Ему предшествовали первые два дня пребывания Стеллы в доме, наполненные всяческими сомнениями и дурными предчувствиями. Остался неразрешенным вопрос относительно того уродливого слова «крыса», нацарапанного на двери Тодда. Оно исчезло, слава богу, когда Стелла проснулась на следующее утро. Кто-то из милосердия вымыл панель. Потом было то теплое, то холодное поведение Артура Карлтона Хока. Казалось, он был искренне рад ее приезду и, однако… временами в его манерах появлялась необъяснимая немногословность и холодность. Конечно, сам Тодд был большей загадкой, чем все остальное. Он вел себя так странно для двенадцатилетнего мальчика.

Также миссис Дейлия, с ее мрачной красотой и потрясающей фигурой, казалась неуместной в этой обстановке. Как будто она отстала от цыганского табора, который разбил лагерь на лужайке перед домом. Стелла много думала о миссис Дейлии, потому что была в достаточной степени женщиной, чтобы позавидовать ее поразительной внешности. Несмотря на свои длинные каштановые волосы и не вызывающую сомнений фигуру, Стелла чувствовала себя безнадежной простушкой. Во всех отношениях Хок-Хаус и его обитатели были совершенно особыми, и Стелла все еще чувствовала себя здесь чужой и нежеланной.

Сидя за длинным столом, покрытым безупречно белой скатертью, на которой стояла хрустальная ваза, наполненная свежими фруктами, она имела возможность по-новому взглянуть на свое окружение. Ее по-королевски кормили свежей ветчиной из Новой Англии, сладким картофелем и сельдереем, толстыми кусками черного хлеба с клубничным вареньем, а на десерт был предложен положительно неописуемый яблочный пирог. И галлоны кофе. Густой, тяжелый аромат исходил от блюд, вызывая головокружительную тоску по дому. Даже мистер Хок, сидевший во главе стола, улыбнулся ей и счел уместным задать изящно вежливые вопросы относительно ее прошлого. Тодд, сидевший за столом напротив, был спокоен и безмятежен. Он ел по обязанности и казался вполне довольным жизнью. Стелла позволила себе расслабиться в дружеской атмосфере застолья.

Гейтс входил и выходил, с бесшумным искусством принося новые блюда и убирая тарелки. Миссис Дейлии разрешалось разделять трапезу с семьей. Она занимала все же слишком заметное место по левую руку от мистера Хока.

В ее блестящих черных глазах выражалось много невысказанного даже сегодня вечером, но Стелле было слишком хорошо, и она не задумывалась над тем, какие тайны они скрывают. Будущее покажет, подумала она. Ее единственной заботой на сегодняшний день была подготовка юного Тодда к закрытому учебному заведению, и на этом она ставила точку.

На улице пошел мелкий дождь, легко танцуя на высоких створчатых окнах. Где-то на первом этаже негромко хлопала оторвавшаяся ставня, не вызывавший раздражения шум разносился по всему дому. Обстановка большой столовой действовала расслабляюще. Светлые стены и сделанный из бруса потолок были выдержаны в том же самом американском стиле, что и все комнаты. Большие старинные часы в вестибюле прозвонили восемь раз мелодичным колокольным перезвоном.

Стелла подняла глаза от последнего кусочка яблочного пирога: