Джек Кетчам - Нале-е-ево!

Она открыла замок с тремя ригелями. Дверь с виду была обмазана дерьмом. Я надеялся, что это всего лишь плохое граффити. Она распахнула дверь, включила свет и шагнула внутрь. Мы на секунду заколебались.

— Ты что, прикалываешься? — сказал Джон.

Внутри квартира выглядела как президентский номер в отеле «Сент-Реджис». Какими бы они там ни были. Красновато-коричневый ковер от стены до стены, длинные черные диваны, шикарная мебель в стиле «хепплуайт» и пятидесятидюймовый кинескопный телевизор. На стенах висело несколько неплохих картин, а занавески были, наверное, из византийского шелка.

Мы вошли.

— Уютненько, — сказал Джон.

Наша хозяйка не отреагировала. Она просто стояла, оценивая нас, пока мы входили и осматривались. Я наконец нашел, что спросить.

— Я думал, что… что мертвые живут за счет государства.

— Это потому, что такие как ты только так нас не трогают.

— Что?

— Эй! Что за херня? Что за «такие как ты»? Ты нас сюда пригласила, помнишь? — сказал Джон.

— Правильно. Но это ведь не значит, что я должна соглашаться с вашей политикой.

— Нет, не должна. Хотя мой друг — либеральный демократ. Короче, хватит строить из себя суку, а? Успокойся.

Она кивнула, улыбаясь.

— Хорошо. Вернемся к теме. Ты хотел знать, как я могу себе это позволить, правильно?

— Ага.

Она стянула маечку через голову. Под ней она была обнаженной.

И совершенной.

— Ну, и сколького это стоит? — сказала она.

Джон охнул.

— Мать твою, так и знал. Долбаная шлюха. Эй, ты нас за идиотов принимаешь, или как?

— Это не дело, — сказал я. Я по-настоящему взбесился. — Ты сама к нам подкатила, а мы просто пошли с тобой. Мы не будем платить.

— Заплатите, — сказала она и вытащила большую полуавтоматическую винтовку из-за телефонной полки возле двери быстрее, чем я обычно глотаю. Ствол пушки оканчивался длинной черной банкой. Глушитель.

Она направила винтовку на Джона.

— И еще, Джонни, — сказала она, — даже не думай о том, чтобы достать эту пукалку из-за пояса. Не нащупать ее между твоей рубашкой и пивным брюшком еще сложней, чем то, что ты называешь членом. Доставай ее и бросай на пол. Большим и указательным пальцем, чувак. Медленно.

Джон заколебался. Она взвела курок.

— Не бросишь — понаделаю в тебе столько дырок, что свистеть будешь на ветру. Считаю до трех, герой. Один, два…

Он задрал рубашку, достал пистолет и бросил.

— Теперь бумажники. Бросайте их к моим ногам.

Это мы тоже сделали. Для того, чтобы понять теперь, как она обставила свою квартирку, совсем не обязательно заканчивать академию. Она не шлюха, а вооруженный грабитель, заманивает мужиков к себе на квартиру и чистит их.

Мертвый вооруженный грабитель.

И мы знали, как она выглядит. И где она живет. Она не собиралась выпускать нас живыми.

Джон посмотрел на меня, а я — на него. Я подумал, что мы сказали друг другу что-то вроде «Прощай», когда она выстрелила ему в грудь. Приглушенный выстрел прозвучал как легкий хлопок в ладоши. Он рухнул, как кирпичная стена. Она поразила его прямо в сердце, кровь фонтаном брызнула на целый ярд вверх.

Я наблюдал за тем, как фонтан истощался, пока совсем не исчез.

— Надеюсь, у вас, придурки несчастные, хоть кредитки нормальные!

Теперь винтовка была нацелена на меня. Ей это нравилось. Ее соски сделались длиной с ноготь. Мне стало интересно: она всегда была такой, или это опухоль так ее ожесточила?

— Послушай, — сказал я. Меня трясло. — Давай как-нибудь разберемся. Мы можем…

— Заткнись.

Она пальнула еще дважды — Джону в голову. Череп разнесло, и мозг, похожий на старую комковатую овсянку с красными крапинками, разлетелся по всему полу.

Теперь я понял, зачем ей этот красно-коричневый ковер.

— Не хочу, чтобы он воскрес. В мире гораздо лучше без этого пьяного тролля.

Все, что я мог — стоять и ждать скорой смерти. Я не мог пошевелиться. Я чувствовал себя глупо, и мне было немного грустно, словно я потерял старого друга. Не только Джона, а вообще.

— А я что? — выдавил я. — Вот просто так пристрелишь?

Она засмеялась.

— Хочешь сказать «после того, что мы с тобой пережили»? Не обязательно.

Она держала пушку расслаблено — так, как обычно держишь телефонную трубку, когда не собираешься звонить прямо сейчас. Но между нами было добрых десять футов. Если бы я бросился на нее, то лежал бы на полу рядом с Джоном.

— Тебе отсюда не выбраться, — сказала она. — Дверь запирается автоматически, на окнах решетки, можешь орать и визжать, но, знаешь, соседи не будут жаловаться.

Конечно, не будут. Соседи все мертвы, как и она.

— И что ты имеешь в виду под «не обязательно»?

Она пожала гладкими обнаженными плечами.

— Будешь жить или умрешь — зависит от тебя.

Мой взгляд говорил, что я не догоняю.

— Я вижу таких говнюков, как ты, каждый день. Для вас мы уже не люди, мы — ничто.

— Неправда. Да, есть до черта фанатиков. Но я всю ночь пытался сказать тебе — я не из таких.

Я защищал свою жизнь, не принципы. И она это понимала.

— Конечно из таких. Чем ты отличаешься? Либеральный демократ, тоже мне. Главное доказательство — ты здесь. Для вас, уродов, потрахаться с мертвой — забава. Есть над чем поржать, есть чем похвастаться за бутылкой. И знаешь что? У тебя есть отличный шанс.

Она пробежала пальцем по стволу.

— И если ты хорошо постараешься, я тебя не убью.

Что за чушь? В этом не было никакого смысла. Мы за этим и пришли, а теперь она сделала из этого какую-то игру на выживание. Но мог ли я ей верить?

Выбора все равно не было.

Самым странным было то, что я знал, что смогу это сделать. Несмотря на пушку у нее в руках и мертвого Джона на полу. Я готов был отодрать ее во все дырки. Я осмотрел ее ото рта до груди и сразу возбудился.

Наверное, смерть и страх — это афродизиаки.

Я снял рубашку и бросил на пол. Вытянул ремень и бросил и его.

— Хорошо, — сказал я спокойно и сделал шаг к ней. Она рассмеялась.

— Ты будешь на седьмом небе от счастья!

Я растерялся.

— Только не со мной, осел.

Она направилась к двери возле портьер, которая открывалась во тьму.

— Мама! Билли! Выходите сюда!

Их зловоние пришло раньше них самих. Я едва мог дышать.

— Мама сгорела в машине, — сказала она. — А мой брат Билли утонул в Гудзоне. Но они оба вернулись. Теперь я о них забочусь.

Волоча ноги, они прошли по комнате и неуклюже встали на колени перед телом Джона. У женщины совсем не было лица, одни угольки. Тело — как скелет, покрытый копченым беконом. Плоть мальчика была большей частью зеленой и свисала над его обнаженной грудью оттого, что разбухла, когда он всплыл. Грудь словно набита мясным паштетом. На лице, напоминающем кровяную колбасу, мерцали два глаза. И то, что мы иногда слышали о мертвецах — то, что они иногда становились гораздо мощней, чем в жизни — было правдой. Эти два разваливающихся, дрожащих создания безо всяких усилий вскрыли Джона и начали рвать его. Некоторое время не было слышно ни звука, кроме чавканья, пока она не разорвала тишину.