Нелла Тихомир - Призрак гнева

Повернув голову, Железный Лоб взглянул на дочь. Его лицо прояснилось, стало почти ласковым.

— Эй, дочка, — позвал он. — Аса! Да ты ведь спишь. Иди-ка, ложись.

Его сын за другим концом стола фыркнул, будто рысь, но конунг точно не услышал. Аса сонно улыбнулась.

— Что ты, папочка, — пробормотала она. — И вовсе я не сплю. Я тут еще маленько посижу, хорошо?

— Хорошо, дочка, хорошо, — конунг снова обернулся к Сигурду. Тот тянул пиво из пузатой деревянной кружки.

— Слышь, Сигурд, — выговорил конунг. Посветлевшее лицо приобрело обычное хмурое выражение, лоб между бровями вновь прорезала глубокая морщина. — Так сделай, как договорились, иначе и до весны из этого дерьма не выпутаемся.

Сигурд оторвал от губ кружку. Пиво потекло по русой бороде.

— Не боись, брат, — ярл вытер губы рукавом. — Сделаем в лучшем виде.

— Папочка, — позвала Аса.

— Чего, дочка?

— Папочка, а покажи меч, который вы у шпионов у этих отобрали. Страсть как посмотреть охота.

Конунг улыбнулся. На миг разгладилась жесткая складка меж бровей.

— Эй, Кнуд, — окликнул он, — поди-ка сюда.

— Я тут, хозяин, — молодой темноволосый раб, хромая, возник из тени и проворно подбежал к столу.

— Поди, возьми у меня на кровати меч и принеси сюда, — велел конунг. Люди оживились, всем хотелось поглядеть на чужеземную диковинку.

Раб скоро вернулся. Сняв тонкую кожу, обертывающую меч, Железный Лоб поднял его над головой. Клинок сверкнул, как стальная молния. Казалось, он не отражает свет, а сам излучает его.

— Ишь ты, — буркнул Сигурд. — Прям светится, гляди-ка. Может, эти чужаки его из Валхаллы сперли?

— Богов побойся, — конунг поднял бровь. — Чего лепишь-то, соображаешь?

Торгрим повернулся к дочери.

— На, дочка, гляди, — сказал он иным, смягчившимся голосом. — Да не обрежься, острый он.

Подобравшись поближе, Аса приняла меч из рук отца. Люди придвинулись, толкая друг друга, некоторые даже встали и перегнулись через стол. Сын конунга остался, где сидел.

— Не налегай, не налегай, — Сигурд отпихивал любопытных. — Ишь, прет, как бык. Шею мне поломаешь.

Аса провела пальцем по зеркальной поверхности клинка, дотронулась до длинной рукоятки, покрытой бархатистым материалом. Гарду, сработанную из матового белого металла, опутывало кружево неизвестных рун, прозрачный, словно родниковая вода, круглый камень венчал эфес. Он, казалось, ничем не был закреплен, и не понять было, каким колдовством он держится. В его кристальной глубине рдела багровая искра.

— Вона, — один из дружинников коснулся рукояти. — Никак, написано чего, а?

— Не по-нашенски, — ответил другой, нависая у Асы над плечом. — Руны непонятые, ничего не разберешь.

— Да по-брисинговски это, — молвил Сигурд. — Я это дело сразу просек. Люди такого сковать не сумеют, брисинговских рук дело.

Аса провела ладонью по узорной рукояти.

— Красивый, — промолвила она. — Какой красивый. Так, кажется, из рук и не выпускала бы.

Конунг поднял голову:

— А где Улла? Где она?

— Спит, должно, — отозвался Сигурд. — А на што она тебе?

Торгрим не ответил. Окинул взглядом нары, стоявшие вдоль стен, однако люди у стола и полумрак огромного дома мешали что-либо разглядеть. Конунг поманил к себе раба:

— Эй, ты, как тебя там. А ну, найди Уллу, живо.

— Да на што, — буркнул Сигурд. — Пущай себе спит девчонка.

Конунг промолчал и сел. Сигурд насупился, но больше не сказал ни слова. Поворачивая клинок, Аса рассматривала руны, выдавленные на его сияющей поверхности.

— А по-моему не к добру это, — подал голос старый ярл по имени Бьорн. — Колдовством попахивает. Вот сколько лет живу, а такой штуки отродясь не видывал. Ну, хто, по-вашему, может такой клинок сковать? В нормальной печи ведь такого не выкуешь. Не иначе, колдовство, уж помяните мое слово.

— Ат, — Харалд повел богатырскими плечами. — Завел свое. Тебя послушать, так везде одно колдовство, хоть ложись да помирай, одно слово.

Рядом кто-то усмехнулся.

— Ну ты, знамо дело, ни в сон, ни в чох не веруешь, — рассердился Старый Бьорн. — Тебе хоть кол на голове теши, со своего не слезешь. Тут рядом с тобой, можно сказать…

— Хозяин, — прервал раб, — госпожа Улла пришла.

Все замолчали. Сигурд помрачнел, а конунг обернулся. Невысокая и хрупкая темноволосая девушка, почти девочка, приблизилась к столу, зябко кутаясь в малиновую шаль. Большие карие глаза, скользнув по лицам, замерли на конунге.

— Ты меня звал? — тихо спросила она.

— Звал, звал, — буркнул конунг. Подняв голову, Аса уставилась на Уллу.

— А этой чего тут надо? — спросила она. — Чего она тут делает?

— Помолчи, — велел конунг. — Я ее позвал. И потом, она, кстати, твоя сестра, если ты вдруг позабыла. Подай мне меч.

Аса надула губы, но не посмела ослушаться. Конунг взял меч за рукоять.

— Видишь? — сказал он младшей дочери. — Игрушка этих чужаков. Только сдается мне, брехня всё это, то, что давеча седобородый тут молол. Шпионы они. Вот я и хочу узнать, чьи. Возьми, — Торгрим протянул Улле меч. — Возьми и скажи, кто они такие.

Девушка отшатнулась, и глаза расширились.

— Нет, — шепотом взмолилась она. — Я не хочу…. не надо…

Конунг сдвинул брови:

— А я говорю, возьми! Чай, не сахарная, не растаешь. Я твой отец, и я тебе приказываю.

— Да ладно тебе, — вступился было Сигурд, но конунг треснул кулаком по столу. Подпрыгнули вверх тарелки, ножи и кувшины.

— Это мое дело! — рявкнул Железный Лоб, выкатывая ястребиные глаза. — Мое дело, ясно? Не лезь, куда не просят!

Сигурд потемнел лицом, но смолчал и отвернулся.

— А ты делай, что говорят, — обратился конунг к дочери. — Я дважды повторять не стану!

Улла прижала ладони к груди.

— Положи его на стол, — промолвила она. Конунг подчинился.

Стало очень тихо. Под застрехой стонал и плакал ветер.

Улла впилась в меч жадными, испуганными глазами. Она смотрела на меч, а люди смотрели на нее. В полутьме клинок сиял холодным лунным светом.

Медленно, как во сне, Улла протянула руки. Пальцы коснулись меча. Девушка пошатнулась, будто от удара, задохнулась, ахнула. Застонала. Ее глаза, широко открытые, немигающие, были устремлены на конунга, но было ясно, что не его, вовсе не его она видит перед собой.

Клинок сиял. Блик призрачного света пал Улле на лицо.

— Солнце, — низким голосом промолвила она. — А-ах, какое яркое солнце… солнечный огонь. Небесное пламя. Белое… пламя богов. Не прикасайся к небесному огню… он сожжет дотла… — стон вырвался из ее груди, и лицо исказилось. На глазах изумленных зрителей клинок наливался белым огнем. Его свет становился сильней и явственней, сделавшись похожим на сияние полной луны.