Дональд Уондри - Крылатая смерть (сборник)

Гленк в предвкушении богатой добычи почти бежал, оставив нас далеко позади. Наверное, ему уже мерещились золотые чаши, серебряные кубки и усыпанные самоцветами кинжалы.

Меня вдруг охватило беспокойство. Быть может, причиной была давящая тишина, что царила на острове. Видимо, восемь дней голода, жажды и непрерывных солнечных ванн, да еще удар веслом по голове совершенно расстроили мои нервы. И в этот момент я понял, что меня тревожило. Осадок!

Серый налет, под которым был погребен храм и который я принял за осадок, лежал только в центре плато. Если он появился, когда остров пребывал на дне морском, то в таком случае он должен был равномерно покрывать всю поверхность острова.

Странный осадок, который сам выбирает место, где ему выпадать.

IV

Сверкающий панцирь

К тому времени, когда мы добрались до центрального холма, Гленк уже рыскал вокруг него, хмуро озираясь по сторонам. Проникнуть внутрь строения не было никакой возможности: если вход и существовал, его навеки замуровал слой серого налета, похоронив вместе с ним наши надежды на сказочные богатства.

Вблизи сооружение еще больше напоминало прямоугольную пирамиду с плоской вершиной и почти отвесными стенами. Единый серый монолит высотой около тридцати футов лежал прямоугольником в шестьдесят на сорок футов. На гладкой поверхности проступали углубления, как будто обозначавшие проемы окон и дверей. С одной стороны стена имела выпуклость, подобную алтарному выступу или крыльцу. Сходство с храмом было бы полным, если бы не проклятая серая корка, которая не давала мне покоя.

Гленк со злостью пнул ногой стену — надо полагать, в отместку за несбывшиеся мечты о сокровищах. Ничего не произошло. То есть совершенно ничего, и именно это меня насторожило.

Если ударить ботинком по скале, то должен послышаться глухой стук; если бить по металлу, он отвечает звоном или, на худой конец, лязгом; стукните по резиновой поверхности, и она спружинит, отбросив вашу ногу назад. Но сейчас ничего подобного не случилось. Разумному объяснению этот факт не поддавался; единственное, что приходило в голову, — стена состоит из некой тестообразной массы, одновременно обладающей прочностью стали. Однако такое предположение было, конечно же, совершенно абсурдным.

Я коснулся рукой стены. К моему изумлению, она была холодной, несмотря на вовсю светившее солнце, и при этом оставалась совершенно сухой. Невероятно!

Тут уж должно быть что-нибудь одно: либо поверхность сухая и теплая, либо она холодная и влажная от оседающих на ней капель росы. Но холодная и сухая — это в тропиках-то! — здесь есть над чем задуматься.

— В чем дело? — поинтересовался Гленк.

— Этот налет… С ним что-то не так. Из чего, интересно знать, он состоит?

— Черт побери, нашли время заниматься исследованиями! Огромный ком высушенной солнцем глины, только и всего.

— Тогда почему ваш башмак не оставил на ней никаких следов?

Второй помощник пожал плечами:

— Я и не собирался разбивать вдребезги этот кирпич. Ударь я посильнее…

Я с сомнением покачал головой:

— Стена чрезвычайно прочна, но при такой твердости быть еще и упругой! Никогда не встречал такого странного материала.

В глазах Гленка появилась насмешка.

— Должно быть, вы немало повидали на своем веку, коли объявляете странным все, чего прежде не встречали.

Я постарался не обращать внимания на его колкости:

— Вещество напоминает застывшую медузу. Поглядите, как туго оно обтягивает стены здания. Оно похоже… похоже на шкуру.

— Хо-хо-хо! — оглушительно расхохотался Гленк, хотя я не видел ничего смешного. Он долго смеялся, так что под конец у него перехватило дыхание, и про себя я от души пожелал ему задохнуться насмерть. Но, переведя дух, он захохотал опять.

Его дурацкий смех действовал мне на нервы. Честно говоря, весь чертов остров с его многочисленными загадками и угрюмой атмосферой изрядно действовал мне на нервы. Я обошел еще раз вокруг пирамиды, внимательно оглядывая грязно-серые стены и все больше проникаясь убеждением, что под слоем налета скрывается некий храм. Однако налет… Что он собой представляет?

Наконец я вернулся в то место, откуда начал обход, и, нагнувшись, подобрал камень с острым краем, намереваясь соскоблить немного налета со стены. И тут я увидел нечто такое, от чего волосы зашевелились у меня на голове. По коже прошел озноб — это несмотря на жаркий день! Я стоял, вытаращив глаза, и слышал, как стучит молоточками кровь в висках.

— Смотрите, смотрите!.. — я не узнал собственного голоса. Ужас сковал меня — не стыжусь в этом признаться, ибо остальные вели себя ничуть не лучше.

На поверхности стены, в том самом месте, куда пришелся удар ботинка Гленка, расползалась воронкообразная вмятина. Никто из нас не заметил, как она появилась. Я мог бы поклясться, что несколько минут назад ее там не было.

Должно быть, мы стояли так добрых пять минут и точно загипнотизированные неотрывно глядели на углубление в стене. Под конец у меня от напряжения зарябило в глазах, однако я так и не заметил, когда вмятина исчезла. Как бы там ни было, через пять минут от нее не осталось и следа. Стена опять стала ровной и гладкой.

Ванда со всхлипом выдохнула. Обернувшись, я увидел, что она близка к обмороку. Смертельная бледность покрыла ее лицо. Бросив камень, который все это время я продолжал сжимать в руке, я кинулся к ней на помощь и подхватил ее за талию. Гулко прозвучавший в тишине звук падения камня вывел из оцепенения остальных; они тоже зашевелились.

— Благодарю, мне уже лучше, — слабо проговорила Ванда, целомудренно отстраняя мою руку. — Я так устала за последние дни. Что-то с глазами… — она нервно хихикнула. — Поверите ли, мне показалось, что стена… движется, — Ванда просительно оглянулась на нас.

— Всего-навсего оптический обман, — сказал я как можно мягче, — игра теней.

— Но я тоже видел! — пробормотал увалень Гленк.

— Массовая галлюцинация, — уверенно заявил я. — Вот так и рождаются слухи о пылающих ангелах и окровавленных призраках…

Однако все мои старания разрядить обстановку пошли прахом, так как в эту секунду Пит Лакруз издал нечленораздельный звук, более напоминающий клекот журавля, чем человеческую речь. Я не поверил своим глазам, когда трясущимся пальцем Пит указал на стену пирамиды.

Там, где появилось и затем исчезло углубление, теперь красовалась выпуклость в форме носка ботинка.

Лакруз повернулся и опрометью бросился от пирамиды, потешно подбрасывая на бегу голенастые ноги во фланелевых подштанниках. Опомнился он, только когда пробежал ярдов тридцать. Увидев, что с нами ничего плохого не случилось, он немного успокоился, но продолжал нервно поглядывать на пирамиду, не рискуя больше к ней приближаться.