Энн Райс - Меррик

Неожиданно она бросила взгляд на Эрона, и он, как мне показалось, смущенно отвел взгляд. Уж не прочла ли она в его глазах будущее, подумалось мне. Быть может, она увидела в них, что досье Таламаски на Мэйфейрских ведьм поглотит жизнь Эрона точно так же, как Вампир Лестат поглотил мою.

Даже сейчас, негромко беседуя за столиком кафе с красивой иуверенной в себе женщиной, в которую превратилась та босоногая девочка, я пытался понять, что думает она о смерти Эрона.

Немощный старик официант принес заказанную бутылку темного рома «Сент-Джеймс», какой делают на Мартинике, и наполнил им стоявший перед Меррик маленький восьмигранный стакан из тяжелого стекла. Я уловил знакомый запах – и меня вновь захлестнули воспоминания. На этот раз не о нашем с ней знакомстве, а о совсем других временах.

Меррик осушила стакан так, словно в нем была простая вода Впрочем, насколько я помню, она всегда пила ром именно так. Официант зашаркал обратно в подсобное помещение, а Меррик, опередив мой порыв, взялась за бутылку и снова наполнила свой стакан.

Скользнув языком по внутреннему краю губ, она вновь взглянула мне прямо в лицо. Огромные пытливые глаза смотрели очень внимательно.

– Помнишь, как мы вместе пили ром? – спросила Меррик с легким намеком на улыбку: волнение и напряжение пока не позволяли улыбке проявиться в полную силу. И, не дожидаясь моего ответа, продолжила: – Вижу, что помнишь. Я говорю о тех коротких ночах в джунглях. Да, ты абсолютно прав, утверждая, что вампир – это чудовище, отнюдь не чуждое человечности. И в тебе самом по-прежнему очень много человеческого. Я вижу это по глазам, по твоим жестам. Что касается твоего тела, то оно абсолютно человеческое. Нет ни одного признака...

– Признаки есть, – возразил я. – Со временем ты их увидишь. Сначала тебе будет не по себе, потом ты начнешь испытывать опасения, но в конце концов привыкнешь. Поверь мне, я знаю, что говорю.

В первый момент она недоуменно приподняла брови, но тут же согласно кивнула и сделала еще один глоток рома. Я понимал, какое это для нее наслаждение. Конечно, выпивка не входила в число ежедневных занятий Меррик, но, когда случай все-таки выпадал, спиртное действительно доставляло моей красавице истинное удовольствие.

– Так много воспоминаний... – прошептал я.

Однако показалось чрезвычайно важным не погрузиться в них безоглядно, а сконцентрироваться на тех, которые подтверждали невинность Меррик и свидетельствовали о безоговорочном доверии между нами.

Эрон до конца жизни был ей предан, хотя редко говорил со мной об этом. Что она знала о трагедии, унесшей жизнь нашего друга (Эрон попал под колеса автомобиля, и водитель, сделавший это умышленно, скрылся с места происшествия)? Я к тому времени уже отдалился от Таламаски, от Эрона и вообще от жизни.

Подумать только, ведь мы с Эроном столько лет посвятили исследованиям и, казалось бы, должны были научиться обходить все несчастья. Кто бы мог предположить, что мы станем пленниками собственного призвания и нас ждет такой драматический поворот судьбы, который заставит отвернуться от дела, которому мы верой и правдой служили всю свою жизнь!

Но разве не то же самое произошло с еще одним преданным агентом Таламаски, моей любимой ученицей Джесс Ривз?

Но тогда, когда Меррик была восхитительным ребенком, а я Верховным главой, не перестававшим ею восторгаться, у меня и в мыслях не было, что оставшиеся мне несколько лет смертной жизни готовят столь грандиозные перемены.

Почему я не извлек урок из истории Джесс? Она была моей ученицей в гораздо большей степени, чем Меррик, но вампиры завладели ею целиком и полностью.

Джесс прислала мне всего одно письмо, полное иносказаний и не представлявшее ценности ни для кого другого. Она прощалась со мной, давая понять, что мы с ней никогда больше не увидимся. Я не воспринял судьбу Джесс как предостережение. Подумал лишь, что для глубокого и серьезного изучения вампиров Джесс Ривз оказалась слишком молода.

Но все это позади. Сердечная боль утихла. Допущенные ошибки остались в прошлом. Моя смертная жизнь разбилась вдребезги, душа воспарила, но затем рухнула в пропасть. Сущность вампира безвозвратно уничтожила все достоинства человека, каким я когда-то был, не оставив мне ни малейшего повода для утешения. Джесс была одной из нас. Я знал ее тайны, равно как и то, что она отдалилась от меня навсегда.

Сейчас имело значение только одно: в ходесвоих исследований Джесс мельком видела призрака, рассказ об этом призраке взволновал Луи и теперь не дает ему покоя. Вот почему я вынужден был обратиться к моей возлюбленной Меррик со столь необычной просьбой и умолять ее использовать все свои способности, чтобы вызвать призрак Клодии.

2

В кафе, кроме нас двоих, по-прежнему никого не было. Меррик задумчиво расправлялась с очередной щедрой порцией рома. Взгляд ее неспешно блуждал по пыльному залу, а я наблюдал за ней и радовался неожиданной передышке.

Мысли мои вернулись в далекий вечер, проведенный в Оук-Хейвен. Весна решительно наступала, но гроза охладила воздух. Дождь настойчиво стучал в окно, а в комнате благодаря яркому огню в камине было тепло. В воздухе стоял густой аромат масляных ламп.

Меррик рассказывала о семействе белых Мэйфейров, хотя, по ее словам, знала о нем очень мало.

– Ни один из нас в своем уме не отправился бы к этим белым выскочкам и не стал бы у них ничего клянчить, ссылаясь на родство, – решительно заявила она, всем своим видом показывая, что ей самой и в голову не пришла бы такая мысль. – Лично я не собираюсь даже заикаться белым, что я их родня.

Эрон бросил на меня быстрый взгляд, и в его серых глазах, способных скрыть даже самые нежные чувства, я тем не менее уловил ожидание какой-то реакции с моей стороны.

Тогда я сказал:

– В этом нет необходимости, дитя. Ты останешься с нами, если захочешь, и мы будем твоей семьей.

Надеюсь, ты уже поняла, что отныне и навсегда твой дом здесь. И только ты вправе изменить ситуацию по своему усмотрению.

Едва я произнес эти слова, как меня вдруг охватило сознание чего-то важного, значительного и по спине пробежал холодок. Ощущение было таким приятным, что я позволил себе чуть насладиться моментом и с особым ударением добавил:

– Мы всегда будем заботиться о тебе.

Мне хотелось ее поцеловать, но я сдержался. Ведь это очаровательное босоногое создание уже отнюдь не было ребенком: передо мной сидела соблазнительно красивая, вполне созревшая девушка.

Меррик ничего не сказала.

– По-видимому, все они были людьми благородными, – заметил Эрон, перекладывая дагерротипы. – И взгляните, в каком отличном состоянии сохранились эти маленькие портреты. – Он вздохнул. – Каким чудом, должно быть, казались такие снимки в сороковых годах девятнадцатого столетия.