Нина Бархат - Садовник (история одного маньяка)

Вдруг в ее глазах промелькнуло странное выражение (благодарности?)… и они начали наливаться кровью. Больше. Больше! Пока не превратились в багровые выкаченные шары, оплетенные венами (откуда столько крови? и почему в глазах?). Это было до того страшно, что он рухнул с ней на землю, не в силах расцепить судорожно сведенные пальцы. Тело дернулось, как игрушка, у которой кончился завод, и замерло. Запах подсказал - она обмочилась. И не только.

Эд отчаянно рванулся и сумел-таки освободиться от ее горла. Оскальзываясь, он отползал все дальше, пока жухлая трава не заслонила ее. И сразу же почему-то почувствовал острую необходимость увидеть ее опять - убедиться, что весь этот бред не случился в ночном кошмаре. Он привстал. Сквозь частокол сухих колосков в ярком свете луны проступило черно-фиолетовое платье и светлые волосы… На белом горле отпечатались его пальцы. Ее потемневшее и слегка распухшее лицо смотрело прямо на него своими жуткими глазами…

А после он тащил ее, неожиданно потяжелевшую, как она тащила свою сумочку… Поспешно, за ближайшие кусты, словно надеясь, что если он хорошо ее спрячет, то можно считать, что ничего и не было…

Возвращение из парка он почти не помнил, а от дальнейшего остались обрывки.

Он вернулся в бар, расплатился с барменом. Руки уже не дрожали (почему теперь - не дрожали?!)… Он цеплялся за знакомые лица и пытался с кем-то заговорить. Но горло не слушалось, даже болело, будто он душил не ее, а себя… Ни мужика за стойкой, ни его трости не было, и это страшно расстраивало - внушало подозрение, что раз в мире что-то изменилось, то и все остальное случилось на самом деле…

Эд был уверен, что утром за ним придут.

Как ни странно, ожидание возмездия совершенно не помешало ему выспаться и привычно взяться за работу. Продираясь сквозь массивы кода, он с холодной отстраненностью удивлялся, как у него получается это - выстраивать логику, замыкать циклы, отслеживать ошибки… Позже он отправился за сигаретами, и во дворе его остановил сосед - хотел поделиться бутылкой. Эд отмахнулся. После сигарет он купил молока и хлеба. Прогулялся в толпе. И везде, глядя в людские лица, никак не мог понять: как они все не замечают, что вчера он стал убийцей!…

Но минула неделя. И еще одна. И еще. И, наконец, пришлось признать: юную наркоманку просто никто не будет искать. А если и будет, то не слишком упорно. Даже обнаружение тела не грозило ему чем-то серьезным. Да, была здесь вчера такая. Часто у нас ошивалась. Ушла с кем-то. С кем? Незнакомая морда, да и разглядывать некогда было - работа… И все.

Он остался невидим, и никто никогда не узнает, что сломал этот нерасцветший цветок именно он…

Но все-таки Эд решил уехать из города. Не столько из страха (мысль, что его найдут, как-то быстро перестала тревожить) - просто было невыносимо бродить по улицам и думать: здесь она могла жить, на этой скамейке - болтать со школьными подругами, а на этой площади танцевать тогда, в мае, на большом рок-концерте… Или еще хуже - они даже стояли перед сценой в шаге друг от друга.

Удивительно - чувство вины совсем не тяготило его.

Поначалу Эд боялся, что увидит цвет ее волос на другой, и это вызовет приступ паники. Ничего подобного!

Главным воспоминанием оставался горький цветочный запах. И лишь иногда всплывало фиолетовое платье и руки со следами уколов.

По-настоящему, до боли, его мучило только одно - то, как все случилось: залитые кровью глаза, обезображенные черты и дергающееся в последней судороге тело, такое неожиданно некрасивое… Именно это заставляло Эда с криком просыпаться по ночам.

И тогда его посетила мысль, что лучшее средство от этой паранойи - уехать…

Как выяснилось теперь - два года спустя, мысль была крайне неудачной.

Эд замер. Часто беззвучно дыша, фиксируя свою цель - как зверь на охоте.

Девушка стояла к нему спиной, с букетом и курткой под мышкой, застегивая джинсы. Ее светлые волосы падали на лицо, и нежный серебристый пушок очерчивал шею. Какую-то секунду она не замечала чужого присутствия, и Эд наслаждался этим тихим безраздельным обладанием… А потом она обернулась, все сломав.

Эд был потрясен. Настолько, что не мог пошевелиться. И снова смотрел в ее глаза - чистые, без крови… Это она! Его страсть. Его предназначение. И, черт возьми, она была так же молода, так же прекрасна!…

Ее рот распахнулся для крика, но выпустил лишь дыхание. Странный мужчина, подглядывавший за ней, просто молчал. Может, он не опасен?… Кричать казалось стыдным. И она решила проскользнуть мимо, не замечая его совершенно безумного взгляда и того, что слева и сзади - кусты, справа - вода. А прямо - он.

Она только слегка коснулась его плечом, но этого было достаточно. Бледный свет луны выхватил лицо, повернувшееся вслед за ней… И девушка застыла в середине шага, сияя от внезапного восторженного узнавания.

Эд ощутил ее знакомый запах, мягкость волос на своем запястье и нарастающую тяжесть внизу живота… А в следующий момент его тело заняло в пространстве единственно верное положение: легкий удар под колени, одна рука в ее волосах, и вторая мягко удерживает драгоценную ношу…

Через миг девушка лежала лицом в воде.

Она даже не вырывалась всерьез, как будто ей тоже хотелось этого… но она стеснялась попросить. И все, что оставалось Эду, - это придержать ее так пару минут.

Она слабо билась под его руками, а он вновь ощущал себя нитью между ней и богом - отчаянно натянутой, звенящей… И главное было - не двинуться раньше срока, не порвать это стремительное мгновение единства с ней… Единства, доступного ему.

Наконец она затихла.

Эд отпустил тело, оставив лежать в тинистом пруду, и обессиленно уселся тут же, у кромки воды. Он дышал все спокойнее и глубже, бешеное напряжение последних минут затихало в нем… Вытащил сигарету, закурил и лишь потом понял, что делает. Безумие! Он курил над трупом только что убитой им девчонки, у ее дома, на берегу мелкого загаженного прудика. Но что в этот вечер не было безумием?

«А ведь пальцы больше не дрожат», - отметил он и тихонько хмыкнул.

Отбросил окурок и потянулся к телу. Перевернул его.

И тут впервые в жизни им овладело желание завыть. Так, чтобы стекла посыпались из ближайших окон! Чтобы испуганные жители домов выбежали и линчевали его на месте (к чему долгие прелюдии?)!…

Он это заслужил! Он снова облажался.

Ее чудесные сияющие волосы превратились в склизкое месиво болотного цвета. Лицо распухло, а правая щека была исполосована порезами и сочилась кровью. Изо рта выплескивалась грязная вода - без конца, будто и там, внутри, таился пруд… Что-то черное шевельнулось между распухших губ, и, извиваясь, пиявка поплыла по горлу вниз… Бездонные зрачки затянуло мутью, она темными слезами стекала из углов…