Не та дверь (сборник) - Варго Александр

– Этим я и пытаюсь заняться, – жарко прошептала она. – Ведь вчера у тебя было столько дел… На меня даже не смотрел.

– Принеси чего-нибудь попить, – попросил Рома, облизывая сухие губы.

Жанна с неохотой поднялась с кровати и вскоре принесла бутылку «Пепси». Рома осушил ее в два глотка, немного придя в себя. К тому времени стараниями Жанны брюки были сняты, и она нырнула в постель к Роме.

– Давай, возьми меня. – Она прильнула к его губам, но тут же отпрянула – перегар от юноши был смертоубийственным, даже «Пепси» не заглушила его. Но тем не менее девушка не желала отступать от задуманного. Она протянула руку вниз и с удивлением обнаружила, что эрекцию ее молодого человека словно ветром сдуло. Пенис, съежившись, как сонный мышонок, и не думал принимать боевую готовность.

– Ты что, не хочешь меня? – с обидой в голосе спросила Жанна, и Рома вымученно улыбнулся. Он уже окончательно проснулся и теперь тоже недоумевал, что происходит – вроде бы он не пьян, хоть и голова трещит…

Жанна, видя, что Рома мнется и не знает, что предпринять, решила взять инициативу в свои руки.

– Ладушки, попробуем иначе, – она призывно провела по губам розовым, как у кошки, язычком и скрылась под одеялом. Кулаки Ромы сжались, комкая и без того смятую простыню. Он тяжело задышал, вздрагивая, но дальше этого дело не шло. Наконец через минут пять из-под одеяла высунулась голова Жанны, лицо ее было покрасневшим и потным. Она раздраженным жестом вытерла губы.

– Что с тобой?! – резко спросила она, сдувая с лица упавшую челку. – Я тебе не нравлюсь?

– Нет, ты что, Жанна, – забормотал Рома, чувствуя, что краснеет. Он ненавидел сам себя – ведь только что он хотел ее, а тут на тебе…

– Тогда в чем дело? – ядовито поинтересовалась Жанна, слезая с кровати. В полуспущенных колготках и с растрепавшейся прической она выглядела и смешно и возбуждающе одновременно.

Рома с силой сжал зубы, проклиная и себя, и Жанну. Вот он, извечный женский вопрос, ставящий в тупик любого обломавшегося Казанову: «В чем дело?» Словно все мужики обязаны быть секс-гигантами с вечными батарейками. Как будто это не случается сплошь и рядом, ведь происходящему есть масса причин…

«Да, но только их нет у тебя. К тому же это произошло с тобой впервые», – услышал он в мозгу чей-то безучастный голос, и ему стало неуютно. Этот голос был прав. Рома вдруг с изумлением подумал, что вместо секса он с удовольствием погладил бы Жанну по щеке, шепнул ей на ушко ласковое слово, ну, максимум, поцеловал бы, да и то в щечку, как в советские времена на улицах…

– Одевайся, – отрывисто бросил он, потянувшись к брюкам. Жанна открыла рот и тут же захлопнула его, с тревогой отметив, что второй раз за время знакомства увидела на лице Ромы какое-то странное выражение – пустой, безжизненной отчужденности и… какой-то дряхлости. Глаза у Ромы на долю секунды изменились, но она уловила эти изменения – у него был выцветший взгляд беспомощного, старого человека, который потерял всякую надежду. Точно такое же выражение у него было вчера, когда он вышел из подъезда.

Рома решил сварить себе кофе, но потом передумал, махнув рукой. Хрен с ним, с кофе. Вместо этого он вскрыл очередную упаковку пива и, со щелчком открыв банку, жадно приник к отверстию. День рождения продолжался.

Происшедшее утром не давало ему покоя, и ближе к обеду он с Жориком и Веней решил прокатиться в соседний городок. Не получилось с Жанной, получится с другой, был уверен он. Просто нужно немного расслабиться.

Они сняли проституток, и, пока Жорик с Веней угощали одну из них шампанским, Рома включил кондиционер в своем «Форде», отодвинул сиденья, чтобы было удобнее, и стал раздеваться. Проститутка все поняла без слов; мигом скинула не первой свежести колготки, плотно облегающую маечку с изображением целующихся черепашек и лучезарно улыбнулась Роме, продемонстрировав золотой зуб. Роме было все равно, он не обратил внимания ни на зуб с колготками, ни на источавшие запах пота небритые подмышки и даже на черную каемку под ногтями дамы. У нее была великолепная фигура, плоский живот, упругие налитые груди и крепкая задница – а этого было достаточно. Его «младший брат» моментально налился кровью, вызывающе оттопыривая брюки, и Рома уже предвкушал, как он войдет в эту деревенскую шлюху, а утренний случай окажется просто недоразумением, которое быстро забудется, как тающий сигаретный дым…

Его ждало жестокое разочарование. Как только брюки оказались на полу машины, его член, будто передумав развлекаться, опять вяло повис, словно впав в анабиоз, и поверг этим своего хозяина в пучину отчаяния. Рома пришел в такое состояние, что был готов отрезать к такой-то матери этот «окаянный отросток» и скормить его плешивому псу в репейниках, который околачивался возле их компании, заискивающе поскуливая. Между тем девахе с небритыми подмышками нужно отдать должное – она старалась как могла и даже виду не подала, что что-то идет не по плану. Она вылизала его с ног до головы, разве что до пяток не добралась, но все попытки расшевелить Рому были бесплодными.

Деньги, разумеется, она не вернула. Зато ее подруге пришлось потрудиться – Жорик и Веня пыхтели минут двадцать, сменяя друг друга, заставляя отработать беднягу каждую копейку. После этого они поехали обратно на дачу.

Как ни странно, Рома быстро пришел в хорошее расположение духа.

«Это все стресс», – убеждал он сам себя. «День рождения,

(дед)

большая компания,

(ДЕД)

куча гостей, фейерверки, все это, несомненно, сказалось на организме», – думал он, когда они возвращались обратно на дачу.

(МЕРТВЫЙ ДЕД В КРЕСЛЕ!)

Рома дернулся, чуть не выпустив руль. Боже, а вдруг эта Анна Семеновна после бесплодных звонков решит, что с дедом что-то произошло и вызовет слесаря? Тогда неприглядная правда выплывет раньше намеченного срока, тогда, когда ему совсем это не нужно. Он старался гнать от себя эти мысли, твердо решив даже не думать об этом. У него много гостей, у него день рождения, впереди еще два дня развлекухи, и баста.

По дороге они прихватили еще спиртного, кое-какой закуски, и гужбан продолжился.

Дальнейшее он помнил плохо. Кто-то упал на музыкальный центр, выставленный на улицу, залив его пивом. Там что-то зашипело, заискрилось, после чего центр наотрез отказался работать. Не проблема – Жорик «стрельнул» денег у Ромы, и с еще двумя друзьями на ночь глядя уехал в Москву, где в круглосуточном магазине был приобретен другой.

Потом, кажется, снова приезжала милиция, и Жорику снова пришлось разруливать ситуацию, вернулся Витек с зашитой губой, в доме разбили окно, какая-то парочка трахалась прямо на веранде под восхищенные и подбадривающие вопли окосевшей молодежи, кто-то спьяну мочился в бассейн… Последнее, что он помнил – ему звонила мать, узнавая, не вернулся ли он в Москву, но он нагрубил ей и закричал, чтобы она не лезла в его жизнь. После этого он кинул телефон в мангал, где готовилась очередная порция шашлыка.

На этот раз пробуждение было куда тяжелее. Он очнулся на кухне, в луже собственной рвоты. Горло болело, язык казался огромным и неуклюжим и царапал небо, в голове, как маятник, пульсировала тупая боль. Он посмотрел на руки, они тряслись.

Вместе с ним проснулся крошечный зверек.

«Уезжай, – ласково сказал он. – Приводи себя в порядок и уезжай, Рома. Ты стал похож на скотину».

Скотина. Точнее не придумаешь. Он вспомнил, что ему звонила мать. Интересно, не проговорился ли он случайно насчет деда?

Он попытался встать, но виски сдавило с такой леденящей силой, что он благоразумно решил остаться на четвереньках. Он пополз к туалету. Каждый шаг отдавался всеобъемлющей болью в голове, будто он карабкался на Эверест, испытывая кислородное голодание. Рядом с кухней он наткнулся на храпящего Витька – он лежал на боку, как бомж на вокзальной лавочке, на зашитой губе запеклась кровь. Видимо, он много улыбался вчера, улыбался и ржал как лошадь, вот швы и не выдержали. На полу осколки бутылок, какая-то липкая гадость, недоеденные куриные ножки, раздавленные остатки арбуза и пролитый кетчуп вызывали ассоциацию с лавкой мясника. В дом вошла тощая собака. Трусливо поджимая хвост, она повертела головой и, увидев куриные останки, потрусила к ним, возбужденно повизгивая. Рома хотел прогнать ее, но вместо окрика из глотки вырвался какой-то слабый, едва слышный болезненный писк, как у мыши, которой ударным механизмом мышеловки перебило хребет. Он подполз к туалету и боднул перепачканную шашлычным соусом дверь головой. Скорее, а то он обмочится. Дверь открылась, Рома поднял глаза.