Мы все мертвы - Анастасия Вайолет
За этой стеной – она слышала и чувствовала – был выход в другой мир.
Наконец она попробовала повернуть предмет влево – и стена поддалась, притянулась и вывела фею в мир горячего воздуха, лёгкого ветра и солнца, такого яркого, какого никогда не было в лесу.
Множество маленьких чужаков бегало по земле, издавая странные громкие звуки.
Большие чужаки сидели рядом, или ходили, или разговаривали, и всё это было так беспорядочно и громко, что фея чуть не зашла обратно в дом, где проснулась.
Но стоило ей попривыкнуть и расслабиться, как она кое-что поняла (да, у человеков это удивительная способность!).
Человеки бегали и прыгали, куда-то шли, и в лицах их было что-то такое – этого фея точно не смогла бы объяснить, – отчего у неё сформировались совсем новые ощущения. Эти ощущения в груди, которые будто разрывали её тело, но делали это не больно, а легко и хорошо. Как будто вот-вот, и она отрастит заново свои крылья и взлетит, и поднимется над всеми ними, и широко-широко раскроет рот, как маленькие чужаки.
Да, ей было хорошо.
Такого в лесу ещё не было.
Вдруг маленький чужак подбежал к ней, схватился пальцами за ногу и руку и начал что-то верещать на их языке – и взрослые чужаки снова широко раскрыли рот, и маленький чужак говорил всё настойчивее, а потом и вовсе обнял её.
Воздух обнимал неприятно и скользко, проникая внутрь, заставляя следовать его воле. А прикосновения маленького чужака ощущались иначе – гораздо добрее. Обняв, он снова схватился за неё и усиленно повёл куда-то – а фея не знала, что делать и что ему сказать.
Она не знала, что ему нужно, но эти его движения, и рот, и объятие пробудили в ней ещё одну гору новых ощущений. Их было столько, что она окончательно запуталась.
Фея пошла за ним, чувствуя обновлённой кожей, как палит на неё солнце, – и это тоже было мягко и приятно.
И у неё был выбор.
Она могла идти за маленьким чужаком. Могла не идти. Могла не выходить из дома и слушать чужаков, говоривших наверху. Могла выйти и пойти в другую сторону.
Выбор настиг её с самого первого момента, когда она открыла глаза. У человеков было столько выбора! А у фей всё сводилось к одному: сидишь, охраняешь лес, наводишь морок, идёшь к деревьям, лежишь и видишь тёмные хвойные сны…
…К тому времени, как солнце опустилось вниз и вокруг начало темнеть – а воздух стал ещё приятнее, мягкая прохлада обволокла её тело, и чужаки начали расходиться по своим домам, – фея уже совсем привыкла к своим новым конечностям. Почти привыкла к мыслям. Гуляла по белому полю, махала маленьким чужакам рукой и старательно избегала озёр – не хотела, боялась смотреть на себя. Хотя всё больше она чувствовала, что, кажется, похожа на тех светлых и весёлых маленьких чужаков, что окружали её, куда бы она ни пошла.
С темнотой пришёл и густой воздух. Не сразу, но он настиг её, когда она, прищурившись, увидела вдалеке родной лес.
– Посмотрела, как живут твои враги?
– Мои враги?.. – рассеянно пробормотала фея, не осознав сначала, о ком говорил воздух.
– Ну да. Пожила их жизнью?
– Да… наверное. – Она ещё не знала, как описать это время и этот опыт, и вновь растерянно посмотрела на свои руки. Они тряслись в присутствии густоты.
– Тогда я возвращаю тебя обратно.
И не успела она возразить, как густая масса проникла в неё и унесла прочь от земель человеков – обратно в тёмный лес, защищать и наводить белый морок.
…Оказавшись в лесу, фея издала глубокий крик разочарования: она вернулась к своему телу и на своё место, куда приходила постоянно, годами и десятилетиями.
– Тебе не понравилось? – спросил воздух, сгущаясь то спереди, то сзади неё.
– Мне… мне больше понравилось в мире чужаков, – пробормотала фея своим настоящим голосом: хриплым, медленным и тягучим. – Я не знала, что они… такие.
– Ты ничего о них не знала. Но теперь я открыл тебе глаза. Ты не сможешь вернуться, но будешь знать, каков мир за пределами леса – на самом деле.
И густота исчезла, прежде чем фея успела бы что-то сказать. С этим разговором пропала и её прежняя способность мыслить, которую она едва-едва обрела в мире людей.
И больше густота никогда не появлялась, хотя фея, скрюченная, покрытая слизью фигурка, сидела меж деревьев и ждала, вглядываясь в плотный туман. За этим туманом было что-то, что она уже успела позабыть, но смутные ощущения подсказывали, что там ей было хорошо. Несмотря на своё вековое предназначение, на необходимость в защите леса.
Фею и сейчас можно увидеть на самом его краю: она пытается, но никогда не сможет пересечь его границу и оказаться в человеческих землях.
Ромашка
Лина ушла неделю назад, и с тех пор Джей было так страшно и больно, что она не могла спать.
Постоянная мысль: тебе надо защищать, тебе надо защищать, ты должна держаться и быть сильной. Не ради себя – ради отца. Ради единственного человека, который в неё поверил.
Джей искренне пыталась всё вспомнить, но жара сверлила тело, свет сушил глаза, и каждый день пропитался тошнотой и пеплом. Думать было невозможно, жить – невыносимо. Она отдала бы свой последний запас ромашки, чтобы хоть минуту в этом проклятом месте было ветрено.
Мысль протянулась из входной комнаты до просторной мастерской отца, окрасилась в белый и запахла бледными засушенными цветами. Когда-то в детстве ромашковые отвары помогали ей заснуть: она всегда была слишком возбуждённой и нервничала попусту. Со сном не заладилось, и отец приучил её готовить себе насыщенные приятные отвары – тёплые и уютные, как домашний вечер с треском огня и шумом цикад.
Теперь, конечно, ничего тёплого и в помине не хотелось. Джей готова была грызть эту ромашку, если бы это помогало успокоиться.
Воспоминания о ромашке повели её вверх по деревянной лестнице, к «совершенно серьёзным рабочим этажам», как называл их отец, и к коридору, ведущему в три комнаты. Мастерская отца и две кладовых: в одной хозяйничала бабушка, в другой – мама.
Джей сама не заметила, как дошла до мастерской и ударилась головой о дверь. Упс. Глухой стук и моментальная боль затмили и без того тусклые воспоминания. Мир изменился, и она вновь переместилась из большого уютного дома в пустую пыльную развалину с раскалённым пепельным воздухом.
Мама бы посмеялась, увидев эту картину. Никто из Крейнов бы не догадался, что именно Джей останется в доме до победного конца.
…Хотя бы ночь была терпимой. Ближе к ночи Джей полноценно выходила на улицу и осматривала дома соседей. Однажды рискнула подойти поближе к лесу, но слабость сдавила её конечности, и она вынуждена была отступить. А если дул ветер, она могла замереть и не двигаться, пока не пройдёт это блаженство.
Теперь же она ждала наступления темноты как единственное облегчение в своей жизни. Ей даже снилась ночная прохлада с цикадами, прям как в детстве, и её высунувшееся в окно лицо, глотающее ветер и свежесть Белой Земли.
Но сейчас она глотала разве что пыль и пепел.
Когда Лина уехала, Джей решила провести твёрдую грань между прошлым и настоящим. Прошлому здесь было не место. Она осталась одна в Белой Земле, и деревня принадлежала ей. Днём – держать оборону в доме. Вечером – совершать обход деревни. Ночью – залезть в кровать и пытаться уснуть. Обязательно перед окном, чтобы лучи утреннего солнца разбудили её и она вновь могла держать оборону…
Солнце ушло.
Джей вздохнула, осматривая уже заметно потемневшую мастерскую, встала и вышла в коридор. Чуть не споткнулась о гору книг. Вздохнула ещё раз. Это были потрёпанные и кое-где даже порванные книги Лины: в последние дни она сжимала их так, что ранила себе пальцы, и выставляла их перед собой всякий раз, когда в комнату заходила Джей.
Всё здесь напоминало о семье, которая давно уехала.
Так, не отвлекаться. Обход. Теперь некому обходить дома Белой Земли, кроме неё: но кто же ещё позаботится о родной деревне?
Она слабо помнила, когда случилась засуха и сколько она уже длилась – казалось, что целую жизнь. Но что-то внутри неё вопило и кричало, что это была не засуха. Это были они. Призраки. Демоны. Враждебные лесные сущности. Она не знала, как их называть,
