Личики. Темные сказки - Петр Зубров
– Ну, хорошо, тогда вот что мы сделаем. Мы убьём нашу бабушку.
Смотрит Глаша на маму, а она уже и не плачет совсем, а только улыбается странно.
– Глаша, – говорит мёртвая мама. – Зайди к бабушке в комнату, пока она спит, возьми у неё брошку с красным рубином, а иголку воткни ей в шею.
Страшно Глашеньке маму ослушаться. Пошла она к бабушке в комнату. Заходит, а в темноте телевизор мерцает. В телевизоре ведущий усатый кричит сквозь помехи:
– Приз! Банкрот! Барабан! Сектор!
А бабушка – непонятно – спит или смотрит. Подошла Глаша к стулу, на котором бабушкино платье с брошкой висит. А бабушка возьми да и проснись.
– Тебе чего?
А Глашенька молчит.
– Чего тебе? – снова крикнула бабушка. – Пошла прочь.
Но Глашенька стоит, не идёт.
Тогда бабушка из кровати своей вылезла и пошла на Глашу.
А Глаша вынула брошку – и ударила бабушку сорок девять раз. И в глазик, и в носик, и в ручку, и в щёчку, и в шейку, и в змейку. И всё вокруг залилось красным вареньицем.
Потом Глаша закопала бабушкино тело у них за домом, а вареньице вытерла тряпкой. И стала жить-поживать да добра наживать.
Маша и тени
Переехала Маша в новый ЖК в Коломенском. Называется ЖК «Солнышко». Только солнышка там и нет никакого! Одни дома до неба. И окон так много-много. Как звёзд. Да только не горят ещё окна. Одно окно только горит. Машино.
Вот выходит Маша на площадку играть и никого не встречает.
Покаталась Маша на качелях круглых.
Потом на каруселях. Там ногой отталкиваться можно.
Потом в песочке мокром посидела, на окна тёмные посмотрела.
Весело.
А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…
Вот уже темно становится. Пора домой.
Но Машина мама телефон пальцем листает, домой не хочет.
А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…
Смотрит Маша на чёрные окна, а потом – на пятьдесят девятый этаж.
Это Машин этаж.
Смотрит – и вдруг из её окна тень выползает. И к Маше ползёт.
А потом – ещё тень.
А за ней другая и третья.
Выползают тени из Машиного окошка и к Маше ползут, как змеи.
Хочет Маша маму позвать. Но мама далеко сидит на лавочке, не видит ничего и не слышит. У неё телефон в глазах отражается.
Пошла тогда Маша к маме. Но тени уже совсем близко, не пускают её. Ползут они медленно к Маше и тихо шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Тогда Маша опять на площадку пошла. Где бы ей спрятаться?
А тени всё лезут и лезут. И нет им конца и края.
Вдруг смотрит Маша – труба железная, чтобы кататься с неё. Да такая высокая – как дерево высокая! Тени туда точно не залезут.
Но залезать наверх сложно. Это для больших уже горка, а Маша маленькая. Там по паутинке из канатов, это сложно.
А тени всё ближе и ближе. И шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Делать нечего. Полезла Маша по паутинке. Ползёт, вниз не смотрит. Вдруг чувствует – холодно её ножкам стало.
Смотрит – а это тени внизу прыгают, Машу за ножку схватить хотят. Хватают – и вниз опять падают. Вот ножке и холодно.
Испугалась Маша.
Соскользнула у неё ножка.
Полетела Маша вниз.
Но успела рукой схватиться за канатик.
Отдышалась, покрепче за канатик взялась – и залезла в трубу.
Смотрит вниз – а тени внизу стоят, на Машу смотрят. И шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
– Эй! – крикнула Маша в трубу. – Кто-нибудь там есть?
– Есть? Есть? Есть? – ответило эхо.
Маша села и поехала вниз.
Вот едет она по трубе, а труба всё не кончается. А вокруг – всё темнее и темнее становится.
Испугалась Маша, закричала громко:
– Мааамааа!
Но мама не слышит её – сидит в телефоне, инстаграм лайкает.
А Маша всё быстрее разгоняется. И труба гудит, как пароход, оттого, что Маша быстро по ней едет:
уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу
Закрыла Маша глазки, лежит, открыть боится.
Вдруг слышит – музыка играет красивая. Она эту песню уже слышала. Это папина песня любимая!
Приоткрыла Маша глазки – а впереди синеет что-то, блестит.
И вдруг – баааааам!
Это Маша из трубы в водичку тёплую упала. Лежит под водой, не двигается, из водички на небо летнее смотрит, папину песню слушает. А на небе солнышко яркое.
Этим летом они с папой в Волноград ездили и там в бассейн тоже ходили. Вот было здорово!
Смотрит Маша – а она опять в том бассейне. И лето, и папа весёлый стоит в мокрых шортах и кричит ей, и смеётся:
– Класс, Машк! Классно было?
А пароход на реке гудит:
БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ
Маша сначала не поняла, глядит из-под воды, а потом смотрит – папка! Да это же папка! Вот классно! Папка, папка, миленький! И Маша вынырнула и как на папу набросилась – и давай целовать, обнимать да гладить.
– Папка! – кричит Маша.
– Машка! – кричит папа, хватает её и подбрасывает до самого неба.
Потом они ещё в бассейне поплавали. Брызгались и в прятки играли. А папа песню свою пел. И Маша ему подпевала. А ещё папа Машку на ручках держал, а она плавала.
Маша так смеялась, что ей какать захотелось. Она и говорит папе:
– Пап, я щас обкакаюсь.
И они засмеялись вдвоём.
– Пойдём мороженое есть, – говорит папа.
– Пойдём!
И пошли.
Вот идут они по пляжу, где они летом в Волнограде купались. Только сейчас тут нет никого. Одни волны шипят у берега:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
– Пап, – говорит Маша, – а куда все делись?
А папа молчит. Смотрит Маша, а он ей подмигивает так хитро. И хихикает над чем-то.
Хи-хи.
Хи-хи-хи.
Хи-хи-хи-хи.
Но Маше не смешно совсем.
– Это не смешно, – говорит Маша.
А волны всё громче шипят:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
А папа
