Глаза звездного цвета - Марк Хармс
Мне стало тревожно.
– Дедушка, может, не стоит?
Он внимательно поглядел мне прямо в глаза. Такой взгляд я встречал редко – пронзительный и острый, как будто он пытался запомнить во мне каждую деталь.
– Я должен посмотреть на это, – тихо ответил он. И затем повторил: – Я постараюсь вернуться быстро.
Щуря глаза, он взглянул прямо на сияние, выползающее из-за холма, и стал подниматься наверх. Спустя мгновение его фигура пропала из виду. Все происходило в той же тишине, что и прежде. Я сел на землю и обнял руками колени. Мне было холодно и страшно – и еще страшнее, когда я вспоминал тот последний взгляд, которым меня одарил дедушка. Как будто он вовсе и не собирался возвращаться. Наверное, с таким взглядом на войну уходят мужчины… Утки были забыты, и даже когда мой испуганный взгляд скользил по их еле двигающимся темным фигурам, в голове у меня клубились совсем другие мысли.
Сияние растекалось по окрестностям, оно плясало на моих дрожащих руках, просилось в ладони, будто одичавший птенец, и я раскрыл пальцы, сжатые в кулаки, а после – зачарованно глядел, как оно меняет цвет, скачет между самыми невероятными оттенками так же ловко, как опытный танцор. Черное, белое, красное, зеленое, фиолетовое… И да, и нет. Оно меняло цвет так быстро, что мозг не успевал придумать этим полутонам названия. В ярких тенях я видел все, как будто мне довелось заглянуть в пророческий колдовской огонь – а может, мне просто мерещилось то, что я хотел увидеть. Далекие звезды, которые теперь были так близко, такие холодные и чужие, но такие заманчивые, и мои глаза тянулись к их свету, как мотыльки на горящий костер… Мир за пределами этого огня становился безжизненным, серым и невзрачным, и я даже поразился – как же я прежде мог не замечать этого?..
Сколько я так просидел, зачарованно глядя на отблески таинственного многоцветного сияния, я не знал. Просто в один момент я отвлекся – и мной снова овладел страх. Страх перед этой неизвестной силой, мерцающей с холма, обесцвечивающей весь мир, страх перед той молчаливой обреченностью, с которой ушел дедушка, страх перед этим лесом, неожиданно обнажившим свой секрет, перед которым мы были беззащитны… Казалось, в этом туманном месте время ведет себя совсем по-другому – растягивается, как ему захочется. Или, может быть, это все из-за страха? Да, наверняка дело в нем. Помню, однажды я принёс домой двойку по русскому, и ожидание родителей, которые непременно проверят дневник, было мучительно долгим. Я успел перемыть всю посуду, прибраться дома и выгулять пса, прежде чем они пришли, справедливо рассудив, что это поможет смягчить приговор. Но что, если эту силу страха использовать себе во благо? Если чего-то испугаться, то можно успеть сделать много дел… Главное, не нужно с ним бороться – если ты победишь его, то время снова станет прежним. Интересно, был ли какой-нибудь ученый, который исследовал зависимость между течением времени и страхом? Или я буду первым? Какие только мысли не лезут в голову!..
От размышлений меня отвлек шорох в траве. Спустя мгновение оттуда выпрыгнула маленькая грязно-коричневая лягушка. Я ее ничуть не испугался и даже попытался взять в руки, но в самый последний момент она смогла увернуться, и, произнеся укоризненное и протяжное "ква-а-а-а", попрыгала наверх, к сиянию. Тут я понял, что свет стал слабеть. Яркие тени еще продолжали бегать по моим пальцам, но их источник стал слабее. Я обернулся: и правда, холм и окружающая действительность стремительно набирали свои прежние естественные краски. Но глаза еще помнили ту фантастическую и яркую картинку, на короткое мгновение расцветшую перед глазами, и мне даже стало немного грустно, что такого откровения я больше не увижу. А дедушка все не возвращался. "Если я не вернусь, не гляди на этот свет"… . Но свет-то исчез! Значит, можно подняться и посмотреть, что там происходит.
Страх понемногу уступал место любопытству. Да, нужно подниматься. Вдруг с дедушкой что-то случилось? Тогда я спасу его, и он возьмет меня в следующий поход. Сияние окончательно растворилось в воздухе, и я стал медленно подниматься на холм.
Дедушка сидел прямо на земле, спиной ко мне, и неотрывно смотрел куда-то вверх. Вся вершина холма почернела – трава пожухла и прижалась к земле, словно отсюда только что стартовала ракета. Я подошел к дедушке и взглянул на него. В его глазах стояли слезы, а на лице застыла печальная и одновременно счастливая улыбка. Он заметил меня, быстро вытер слезы и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
– Дедушка… Где свет? – тихо спросил я.
– Исчез, – тихо ответил он. Затем, уже живее: – Растворился в небесах… Но он был очень красивым. Эх, Мишка, жаль, тебе нельзя было поглядеть на него.
– Почему?
– Долго объяснять, – сказал дедушка. – Слишком опасно. Он… Это как та черная собака из Воронцовского двора, помнишь? На вас, детей, скалится. И покусать может. А со взрослыми нормально себя ведет, даже команды выполняет.
– Не понимаю, – признался я и взглянул в небо, куда до этого глядел дедушка. – Свет может покусать?
– Можно сказать и так, – рассмеялся дедушка. Теперь он был прежним – грустная задумчивость исчезла вместе со слезами и той улыбкой. Его рука потрепала меня по голове, взъерошив волосы. – Но укусы будут куда опаснее. Бабушке лучше об этом не говорить. Это будет наш с тобой охотничий секрет.
Я кивнул. Я умел хранить секреты.
Кряхтя, дедушка встал с земли, подобрал ружье, лежащее в нескольких шагах от него, и сказал:
– Ну ладно, пойдем домой.
Вторя его словам, откуда-то из кустов раздалось уже знакомое "ква-а-а-а". Так и решили.
Обратная дорога была куда легче. Может быть, из-за того, что путь теперь лежал не к туманному притоку с печальными утками, а домой – к горячей еде и ребятам, по которым я уже успел соскучиться. Когда просветы между деревьями вдалеке стали шире, у меня даже проснулся какой-то азарт, и мне захотелось погулять по лесу подольше.
Дедушка шел молча и ни разу не заговорил со мной. Он явно о чем-то размышлял: по лбу ползали сосредоточенные морщины, а глаза были устремлены вниз – и размышления эти были явно вызваны недавним происшествием.
– Дедушка?
– Ну? – Его глаза вырвались из дум и посмотрели на меня.
– А как же утки? Мы ведь шли на охоту.
– Ничего, в следующий раз постреляем.
– Ты
