Линкольн Чайлд - Огонь и сера
– Как вы нашли это место? – спросил он.
– Почти случайно – я живу в нескольких кварталах отсюда. Вполне возможно, это единственное приличное заведение во всем Гемптоне, свободное от представителей элиты. И я все же надеюсь, вы передумаете и закажете поесть. Рекомендую яйца-пашот. За пределами Парижа никто не готовит голландский соус так хорошо, как мадам Мерле: у него такой нежный, бархатистый вкус с тончайшим оттенком полынной горечи, который не спутаешь ни с чем.
Д'Агоста мотнул головой.
– Вы так и не сказали, зачем приехали.
– Я уже говорил, что снял дом на неделю. Я... как бы это выразиться... Разведываю местность.
– Разведываете? Чего ради?
– Организую нечто вроде курорта для приболевшего друга. Подруги, если быть точным. Вы с ней еще познакомитесь. А теперь ваша очередь. Последняя весточка от вас пришла из Британской Колумбии, где вы писали романы. Должен сказать, «Ангелы чистилища» очень даже читабельны.
– Читабельны?
– Что до полицейского делопроизводства, – помахал рукой Пендергаст, – то здесь я пас. Мои вкусы относительно остросюжетной прозы не заходят дальше Джеймса[4].
Д'Агоста уже хотел поправить друга, спросив, не имел ли тот в виду Ф.Д. Джеймс[5], но «разговорами о литературе» за последние годы он уже пресытился – и предпочел промолчать.
Принесли напитки. Д'Агоста сделал большой глоток. Чай оказался несладким, и он открыл пакетик с сахаром.
– Да что рассказывать? Писательством прокормиться не удалось, вот и двинул домой. Там нынешний мэр как раз сокращает штат полиции, на прежнее место устроиться я не смог. Думал, все, умру с голоду, а тут подвернулась вакансия в Саутгемптоне. И я решился.
– Полагаю, вы еще неплохо устроились.
– И зря полагаете. Побегайте-ка за собачниками, чьи питомцы все лето помечают пляж дымящимися кучками. А приезжие... Лонг-Айленд – курорт, кого здесь только не встретишь. Выписываешь квитанцию за превышение скорости и потом узнаешь, что в участок по твою душу с повесткой в суд явится король адвокатов и киноактер Мелвин Белли. Знали бы вы, сколько стоят эти разборки!
Пендергаст сделал глоток чего-то похожего на чай.
– А как работается с лейтенантом Браски?
– Он настоящий говнюк, увязший в политике. Метит на должность шефа.
– А впечатление производит неплохое, вроде бы компетентный.
– Ну тогда он настоящий компетентный говнюк.
От пристального взгляда Пендергаста стало не по себе. Д'Агоста совсем забыл, каково это, когда глубокие серые глаза фэбээровца проникают в самую сердцевину твоей души.
– Вы кое-что упустили, – сказал Пендергаст. – Я помню, у вас были жена и сын – Винсент-младший, надо полагать.
– Сын и теперь есть, – кивнул д'Агоста. – Остался в Канаде с моей женой. По крайней мере с женой по бумагам.
Пендергаст молчал, и д'Агоста, тяжело вздохнув, продолжил:
– Мы с Лидией стали все больше отдаляться друг от друга. Знаете, как это бывает, когда работаешь в полиции, по многу часов. Начать хотя бы с того, что она не хотела переезжать в Канаду, особенно в такую даль, в Инвермер. А уж когда я стал работать дома целыми днями, пытался писать... Мягко говоря, мы действовали друг другу на нервы. – Пожав плечами, он покачал головой. – Жить там ей понравилось, а мое возвращение в Нью-Йорк стало последней каплей.
Вернулась мадам Мерле и принесла заказ Пендергаста. Д'Агоста решил, что пора сменить тему.
– Ну а вы? – спросил он почти что враждебно. – Чем занимались? Прилипли небось к своему Нью-Йорку?
– Вообще-то я недавно вернулся со Среднего Запада. Из Канзаса. Разбирался там кое с чем. Дельце так себе, небольшое, хотя и со своими... э-э... особенностями.
– А Гроув?
– Вы же знаете, Винсент, я питаю страсть к необычным убийствам. Кто-то скажет, эта страсть нездоровая, но в поисках дел я забредал в места подальше Лонг-Айленда. Дурное хобби, от которого трудно избавиться.
Пендергаст проткнул яйцо ножом, и на тарелку вытек омерзительно яркий желток.
– Так вы здесь официально?
– Вполне. – Фэбээровец похлопал по карману, где лежал сотовый.
– И как же вы оправдываете свое присутствие? В смысле, как федерал: наркотики, терроризм?
– Именно так, как я сказал лейтенанту: вероятностью того, что убийцы прибыли на самолете из другого штата. Притянуто за уши, но для прикрытия хватит. – Пендергаст наклонился к д'Агосте через стол и, слегка понизив голос, добавил: – Винсент, мне нужна ваша помощь.
Д'Агосте показалось, что Пендергаст шутит.
– Когда-то мы были хорошей командой.
– Но я... – замялся д'Агоста и закончил чуть резче, чем хотелось бы: – Вам не нужна моя помощь.
– Так же как и вам – моя. – Снова этот проклятый взгляд серых глаз.
– То есть?! Не надо мне помогать, у меня все прекрасно.
– Простите за вольность, Винсент, но ничего у вас не прекрасно.
– Да какого черта вам от меня нужно?!
– Вы зарываете свой талант. И вдобавок даете понять это окружающим. Лейтенант Браски в чем-то хорош и даже неглуп, однако не вам ходить под его началом. Когда-нибудь он станет шефом, и все только усложнится.
– Значит, вы здесь, чтобы спасти меня?
– Нет, Винсент. Вас спасет это дело – спасет от себя самого.
Д'Агоста встал.
– Я никому не позволю пудрить себе мозги, даже вам.
Он вытащил из бумажника мятую пятерку и, гордо бросив купюру на стол, направился к выходу.
* * *Спустя десять минут д'Агоста нашел Пендергаста сидящим на прежнем месте. Мятая пятерка все так же лежала на столе. Покраснев, д'Агоста сел и заказал себе еще чаю.
Пендергаст как раз заканчивал еду. Как ни в чем не бывало он кивнул другу и достал из кармана пиджака лист бумаги.
– Вот список гостей Джереми Гроува. – Пендергаст положил лист на стол. – Здесь даже имя и телефон священника, которому он звонил. С него и начнем. В общем, имен в списке мало, зато каждое из них заслуживает отдельного внимания. – Пендергаст подвинул листок д'Агосте.
Кивнув, д'Агоста пробежал глазами по списку. Впечатление от увиденного в поместье постепенно притупилось, и он ощутил почти забытое предвкушение работы – работы над хорошим делом.
– И чем же сержант департамента полиции Саутгемптона может помочь ФБР?
– Я поговорю с лейтенантом Браски, и вас назначат местным представителем Бюро.
– Да Браски на дыбы встанет!
– Напротив, лейтенант будет только рад от вас избавиться. К тому же на дыбы встают вольные звери, а Браски – зверь политический. Сделает, как прикажут.
Д'Агоста кивнул.
– Почти два, – посмотрел на часы Пендергаст. – Собирайтесь, Винсент, нам предстоит долгий путь. Священники обедают рано, но если поспешим, как раз попадем на прием к отцу Каппи.
Глава 6
Усевшись в «роллс-ройс» Пендергаста, д'Агоста почувствовал себя капитаном Ахавом в желудке у кита Моби Дика. «Силвер-рейт» пятьдесят девятого года, белый кожаный салон, да еще, наверное, личный шофер. Это вам не «бьюик» из запасника ФБР, на котором напарник д'Агосты выезжал расследовать убийства в музее[6]. Что ж, некоторым везет на богатых родственников, не скупящихся оставить тебе в наследство миллиардик-другой.
Машина катила вверх по шоссе № 9. Вокруг простиралась долина Гудзона, и д'Агоста радовался пышной растительности – так устали его глаза от песчаных дюн и чахлого кустарника Саутгемптона. Осень еще не набрала полную силу, но деревья на отлогих холмах уже вовсю наряжались в ее цвета. Вдалеке на обочине то и дело мелькали старые особняки: монастырские владения, приюты, частная собственность – с видом на реку или полускрытые лесом.
К одному из таких домов и свернул «роллс-ройс». Сбросив скорость, машина въехала на мощенную булыжником подъездную дорожку и бесшумно остановилась у портика из красного кирпича. Особняк во фламандском стиле знавал лучшие дни; табличка на фасаде сообщала, что построенный в 1874 году дом значится в Национальном регистре исторических памятников. Зато новые хозяева озаботились колокольней и ухоженной лужайкой, ровным ковром спускавшейся к самой реке Гудзон.
На стук в дверь вышел монах в коричневой сутане, перепоясанной шелковой веревкой. Молча, не снимая капюшона, он провел гостей внутрь, где Пендергаст с поклоном представил служителю веры визитную карточку. Монах кивнул и поманил за собой.
Вдыхая аромат веков и мастики, д'Агоста вместе с агентом следовал за монахом изгибами коридора. На ходу он подметил, что внутреннее убранство не лишено вкуса. В конце пути их ждала по-спартански обставленная комната: два ряда тяжелых деревянных стульев вдоль противоположных стен да одинокое распятие, что висело на голой выбеленной поверхности. Свет проникал сюда косым столбиком через единственное окно у открытых потолочных балок.
