Александр Варго - Невыживший (сборник)
Антон Сергеевич не стал целовать дочь на прощание. Потому что думал, что они увидятся через полчаса, ну, максимум через час. Ведь он уже отпускал гулять во двор свою старшую дочь, и она никогда не уходила с площадки…
В ходе поисков квитанций Журавлев случайно просыпал на балконе коробку с гайками и шурупами. Когда он их собрал, его позвала Настя – на кассете зажевало пленку, и Антон Сергеевич, чертыхаясь, принялся ковыряться с видеомагнитофоном. Пока он снимал крышку, извлекал из лентопротяжного механизма обрывки пленки, склеивал их с помощью липкой ленты, прошло более получаса. В какой-то момент он вспомнил о Кате и шагнул к окну, выглянув наружу.
Сквозь листву мелькнуло зеленое платьице, светлые кудряшки, и он облегченно вздохнул.
Еще через полчаса позвонила жена Света, сообщив, что ждет их во дворе.
– Идти сможешь? – спросил отец, и Настя сделала вид, что задумалась.
– Я попробую, – мужественно сказала она. Они обулись и спустились вниз. Свадебный кортеж уже был готов к отъезду, и нарядно одетая молодежь торопливо рассаживалась по машинам.
Журавлев шел, держа за руку прихрамывающую Настю и напряженно вглядываясь вперед – он уже видел Свету, но почему-то она была одна, без старшей дочки. Он натянуто улыбнулся:
– Привет. А где Катюша?
Света нахмурилась.
– Ее здесь нет. Ты что, шутишь?
Улыбка с лица Антона Сергеевича мгновенно испарилась.
– Она ушла… где-то час назад, – сказал он, вертя по сторонам головой. – Я видел ее в окно… Ее платье…
Он разжал руку, которой сжимал ладошку Насти, и чуть ли не бегом бросился к детям на площадке.
Светлана побледнела.
– Настенька, где Катя? – тихо спросила она, присев на корточки перед дочерью. Насте стало не по себе – она еще никогда не видела в таком состоянии маму, и ей сразу стало понятно – произошло что-то страшное.
– Она… я ударилась ногой, и папа отпустил ее гулять, – запинаясь, сказала она. – Она ушла на улицу.
– Папа отпустил Катю одну? На улицу?! – переспросила мама, и Настя энергично кивнула.
Женщина выпрямилась. Она что-то сказала сквозь сжатые зубы, и даже спустя двадцать лет Настя будет помнить, что это были за слова. «Е…й урод» – вот что это было.
Это были мерзкие, гадкие слова, но спустя какое-то время Настя пришла к выводу, что в тот момент мама имела полное право на такое оскорбление. Каким бы папа ни был чудесным. Он ушел с двумя дочками. А когда пришла мама, у него осталась всего одна дочка. По всему выходило, что виноват папа. Ведь он взрослый и должен отвечать за детей. Вот такая простая и грустная математика.
…Катю не нашли ни через пять минут, ни через тридцать, ни через час. Зато нашли маму с дочкой (девочка была одета в зеленое платьице – именно ее Журавлев по ошибке спутал с Катей, когда глядел в окно). Да, девчушка издалека действительно по росту и волосам смахивала на Катю, так что ошибиться было немудрено.
Они также отыскали Карину – подружку Кати. Но она и ее родители уверяли, что рано ушли с площадки и не видели там Катю… Другие родители, гулявшие в тот день во дворе, тоже не могли внятно ответить, была ли на улице Катя. «Вроде, наверное, не помню» – вот и все объяснения.
Сбившись с ног, отчаявшийся отец рванул в местный отдел милиции. После долгих мытарств заявление у Антона Сергеевича приняли, но к тому времени уже наступил вечер. По следу пустили служебную собаку, которая каким-то чудом нашла Катину резинку для волос. На этом все и закончилось, дальше след был утерян.
Журавлев требовал, чтобы милиционеры обыскали все квартиры в районе. Старший оперативной группы огрызался в ответ, что это не входит в его полномочия, что участковый этого района в отпуске и вообще, скоро ночь… Они едва не сцепились, и отца с трудом оттащили в сторону.
Журавлевы не спали в эту ночь. Как и в следующую. Они сами звонили во все квартиры, трясущимися руками показывая фотографию Кати, но жители лишь качали головой.
Они обивали пороги милиции, заваливали жалобами прокуратуру и суды, однако все было безрезультатно. Чиновники шарахались от сходящих с ума родителей как от прокаженных, отбиваясь стандартными отписками: «Меры принимаются… ваше заявление на контроле…» – и тому подобное. Катя словно в воздухе растворилась, оставив после себя лишь резиночку от волос.
Отец был у местного участкового, который наконец вернулся из отпуска. Тот приехал из Анапы загорелый и отдохнувший. По выражению его лица было видно, что проблема исчезновения ребенка на подконтрольном ему участке его заботит так же, как нищета в Гондурасе.
«У меня два убийства, восемнадцать краж и одиннадцать угонов в районе» – сопел он недовольно. – Сочувствую, но что я могу сделать?! Где и как я вашу дочь искать буду?! С фонарем по подвалам лазить?!»
Журавлевы задействовали все мыслимые и возможные связи. Фотографию Кати показывали по телеканалам, объявлениями о ее пропаже были обклеены все окрестные дворы и остановки общественного транспорта, к розыску девочки подключились волонтерские организации. Светлана начала ходить к гадалкам и экстрасенсам, а Антон Сергеевич безостановочно обрывал телефоны милиции, в перерывах по сотому разу обследуя чердаки и подвалы. Они влезли в долги, наняв частных детективов, но и это не помогло. Ни одной зацепки.
Надежда таяла с каждым днем, словно кусочек льда на солнце. Масла в огонь подливала желтая пресса, выдвигая циничные, ничем не подкрепленные версии, что похищение Кати могло быть спланировано заранее, причем роль похитителей приписывалась черт-те кому, начиная от охотников за человеческими органами и заканчивая педофилами и людоедами.
Все это время Настя ждала старшую сестренку. Каждый вечер она смотрела в окно. Ей казалось, что вот-вот она увидит знакомую фигурку в зеленом платьице. В силу своего возраста она не могла поверить, что Катя исчезла навсегда, как все чаще между собой перешептывались взрослые. Навсегда – это ведь очень долго. Это бабушка может умереть навсегда. Или дедушка. Потому что они уже старенькие и прожили длинную жизнь. А Катя еще совсем маленькая, хоть и говорит, что взрослая. Ей всего восемь лет, и она ну никак не может умереть или потеряться, тем более навсегда!
Так думала Настя, обнимая плюшевого бегемотика, когда ложилась спать. В такие моменты она чаще всего вспоминала сестру и тихонько плакала, потому что очень скучала по Кате. Но она прилагала все усилия, чтобы об этих слезах не знали родители – им и без того было тяжело.
Она помнила, как папа ходил по соседским квартирам в доме, как им помогал тот самый Владимир с последнего этажа, как плакала Анна Петровна, эта старушка, угостившая их конфетами…
Через несколько дней в милицию был сделан странный звонок. Звонивший свистящим шепотом сообщил дежурному сотруднику, что пропавшую Катю в день исчезновения видели с неким Романом Никольским, который проживал в соседнем дворе.
Именно рядом с этим домом и была обнаружена резинка для волос с божьей коровкой, которая принадлежала Кате…
Установить анонимного информатора, сообщившего эти сведния, не удалось – звонок был сделан из таксофона, а в те годы никаких камер наружного наблюдения еще не было.
Тем не менее Роман Никольский был установлен, и в его квартире был произведен обыск, в ходе которого была обнаружена кипа фотографий с обнаженными девочками. Кати на изображениях не было. К сожалению или к счастью, Журавлев не знал, но это было неважно. Куда важнее оказались результаты обыска деревенского дома Никольского в Ярославской области. В сарае, под листом железа были обнаружены остатки детских конечностей. Экспертиза показала, что они принадлежат как минимум шести разным детям.
Журавлевы настаивали на более точных исследованиях. Им предложили сделать генетическую дактилоскопию, проще говоря, ДНК, дорогостоящее по тем временам исследование. Отец с матерью продали последнее, и экспертиза была проведена. По результатам анализа одна из правых рук оказалась Катиной. Когда об этом узнали Журавлевы, Светлана слегла с инфарктом, а Антон Сергеевич поседел за один вечер.
Только одна рука, даже не рука, а кисть. Больше ничего от Кати обнаружено не было, как оперативники ни обрабатывали Никольского. Он не признавал своей вины, на допросах исступленно кричал, кидался на следователя и конвоиров, а в СИЗО неоднократно пытался покончить с собой.
Ему дали пожизненный срок, но впоследствии признали невменяемым и поместили в психиатрическую больницу закрытого типа. Дело о пропаже восьмилетней Кати Журавлевой было закрыто.
Шло время, и душевные раны нехотя затягивались, превращаясь в шрамы. Однако получившиеся рубцы оказались слишком серьезным испытанием для семьи Журавлевых. Спустя год после смерти Кати, когда отец уже не расставался с бутылкой, мама подала на развод. Антон Сергеевич окончательно переехал в ту самую квартиру. Изредка он брал на прогулку Настю, но эти встречи с каждым разом становились все реже и реже, пока не прекратились вовсе.
