Брайан Стэблфорд - Ангел боли

Пока Люк Кэптхорн помогал ему, Стерлинг изобрел процесс выращивания взрослых амфибий, которые сохраняли способность к метаморфозам, скрытую при их естественном развитии, так что они меняли форму, попадая в воду, и восстанавливали более удобный для ползания вид, возвращаясь на землю. Некоторых он научил стоять прямо, и они приобрели способность к бинокулярному видению. Он также вывел огромных плоских червей, которые питались совершенно несвойственным их породе манером, присасываясь, как пиявки или миноги, к своим млекопитающим хозяевам и питаясь их кровью через рану. Одна из обязанностей Люка состояла в том, чтобы регулярно кормить этих тварей мышами.

Харкендер был зачарован всеми этими экспериментами. Ему они казались первыми шагами на пути научного понимания силы Творения самой по себе.

Для Стерлинга, который не знал, что оборотни Лондона не были легендой, и не разделял знания Харкендера о спящих под землей Демиургах, этот триумф имел совершенно иное значение. Когда он полностью посвятил Люка в свои планы, стало ясно, что Стерлинг надеется преобразовать плоть так, чтобы преодолеть свойственную ей тленность. Как всех великих алхимиков, его не устраивали одни чудеса трансмутации; он искал секрет вечной жизни.

Узнав об этом поиске, Харкендер с энтузиазмом ждал успеха, так как это было центром и его амбиций. Он видел мудрость Зиофелона, проявившего интерес к Стерлингу, и понял, что даже ангелам может быть не стыдно учиться на человеческом опыте.

3

Вторым наблюдателем Харкендера была содержательница борделя — Мерси Муррелл. Харкендер знал Мерси много лет. Он познакомился с ней, когда она еще была обычной шлюхой, и продолжал поддерживать отношения, когда она завела собственный бордель и стала сводней. Он предложил ей доступ к определенным общественным кругам, в которые она иначе не смогла бы проникнуть, она удовлетворяла его специфические потребности. Помогая ей, он помогал себе: оградив её от худших проявлений дурной славы, он умышленно поддерживал собственный дурной образ. Некоторое время она была его подмастерьем в магии, но ему не удалось добиться от неё ни малейшего прогресса в освобождении от пут наивного реализма. Он расценил эту неудачу как доказательство её неисправимой тупости, она — как доказательство его самообмана.

Харкендер и Мерси Муррелл были гораздо теснее связаны несчастной смертью Дженни Гилл, хотя мадам была слишком чувствительна, чтобы использовать известную ей информацию как средство шантажа. Ей не были нужны его деньги, так как она была достаточно умна, чтобы получать и приумножать собственные; ей была нужна лишь популярность в неортодоксальной среде, которую обеспечивало это знакомство. Она бывала в его доме с кем-нибудь из своих девушек, которые помогали стимулировать, так, как считал нужным или удобным Харкендер, его весьма посредственные магические способности.

Независимость миссис Муррелл от благотворительности Харкендера со времени их первой встречи привела к тому, что она могла дальше развивать свое дело без его помощи. За годы до того, как Харкендер снова заключил с ней договор, она не только не умерла от голода, но, напротив, преуспела, приобрела большее и лучшее заведение, её коммерческие таланты пополнились и острой деловой хваткой, и чутьем рынка.

Раньше Харкендер презирал сводню, хотя часто находился в её обществе. Между ними не было ни тени симпатии, и каждый полагал, что у них нет ничего общего. Теперь все изменилось. Теперь, когда он разделял её зрение и сознание, двигался в пределах её души, Харкендер постепенно понял, что недооценивал миссис Муррелл.

То, что он считал скудоумием, оказалось теперь, как и она считала, родом силы. Миссис Муррелл была далека от того, чтобы подчиняться и поклоняться власти мирской суеты, напротив, она оказалась непревзойденным мастером проникновения в суть определенных явлений. Она отлично видела маски, которые носили люди, чтобы поддерживать и укреплять свои ежедневные сношения с противоположным полом. В то время как другая его наблюдательница обеспечивала Харкендера телескопическим обзором звезд научного идеализма, Мерси Муррелл дала ему доступ к глубинам скрытых желаний, которые он находил не менее интересными. В своих мнениях о том, кем являются и должны быть мужчины, его наблюдательницы полностью расходились: одна видела великое даже в падшем, вторая находила животное даже в грандиозном.

Так же, как и Люк Кэптхорн, миссис Муррелл смогла выбраться целой и невредимой из горящего дома Харкендера, но её бегство было более интересным, так как она находилась на расстоянии вытянутой руки от взрыва; она наблюдала (а Люк нет) трагически разрушительную метаморфозу Габриэля Гилла. Слабость её реакции на это событие, как понял Харкендер, свидетельствовала об истинной мере её упрямства; видение затронуло её душу не более, чем огонь коснулся тела. Она не верила в ангелов, и её неверие делало бессмысленным увиденное, она считала его просто галлюцинацией. Она до сих пор твердо считала, что пожар, уничтоживший дом, занялся от лампы, опрокинутой Харкендером в припадке безумного возбуждения.

Сила самоубеждения все ещё служила её целям и расчетам и ясно отражалась в том, как она руководила своим предприятием. За те годы, что Харкендер использовал её как наблюдательницу, бордель Мерси стал одним из самых успешных и фешенебельных борделей в Лондоне. Это не было особенным подвигом в городе, где количество проституток, по подсчетам члена городского магистрата Колхауна, равнялось 50 тысячам, а по подсчетам епископа Оксфордского — 60 тысячам. Миссис Муррелл считала — и Харкендер не мог в этом сомневаться — что своим успехом она полностью обязана своему пониманию истинного обоснования проституции, стоявшей на службе иллюзий и фантазий, её театральности. Успех предприятия миссис Муррелл отчасти объяснялся заботой, которой она окружила все разновидности фетишизма, расцветшего как никогда благодаря суровому давлению викторианской морали. Но этим её амбиции и претензии не исчерпывались, так как она удовлетворяла прихоти весьма специфического круга лиц. Она создала в своем борделе театр и стала своего рода драматургом, предлагая клиентам развлечения. Вдохновение она черпала как в театрах Друри-Лейн, так и в мюзик-холлах.

В Лондоне было несколько других заведений, где можно было снискать равно изысканную копию жестокой любви Ангела Боли, а в полудюжине из них были свои театры, изображавшие непристойные сцены разного рода. Но Мерси Муррелл горячо верила, что именно её детище можно считать действительно артистичным и выдающимся. Её тщеславие в данной области было несколько абсурдным, но поток денег, который приносил театр, давал ей удовлетворительный повод поздравить саму себя.