Александр Костенко - Интересно девки пляшут, или Введение в профессию

— Они не только не затоплены, но и вполне пригодны для дальнейшего производства работ, — заявила я.

— То есть? — не поняла Света.

— А то, что я знаю, как нам попасть в подземелье. Но есть одна сложность. Замок находится на нашей территории. Так что придётся нарушить Государственную границу СССР.

— Раз надо, значит нарушим, — решительно сказал Лисун.

7

Мы пропустили финский пограничный наряд и, выждав минут двадцать, перешли Государственную границу. Куда идти, конечно, я знала хорошо. Но вероятность встречи теперь уже с нашими пограничниками мне абсолютно не улыбалась, и всю дорогу я чувствовала неприятный озноб и противную дрожь в коленях. Когда до развалин замка оставалось метров сто, случилось именно то, чего я боялась больше всего.

Уж не знаю, как нас засёк пограничный дозор, двигающийся вдоль инженерного рубежа госграницы, но факт остаётся фактом. Скорее всего, нас почуяла овчарка. Как бы там ни было, мы затаились в кустах малины и судорожно решали, что делать, услышав, как инструктор крикнул собаке, — След! В принципе, я, как вы догадываетесь, прекрасно знала на собственной шкуре, как события будут разворачиваться дальше. Короче, на меня напал ступор. Как заворожённая слушала я приближающийся хруст веток, мысли путались, и в голову ничего путного не приходило. Ситуация явно вышла из-под нашего контроля. Мои спутники с надеждой смотрели на меня, вероятно, считая, что я знаю, что делаю. А я абсолютно не знала. До того самого мгновения, как передо мной нарисовалась огромная овчарка с оскаленной пастью. Лисун вскинул пистолет с глушителем, а я, не отдавая себе отчёта, что делаю, ударила его под руку. Пуля прошелестела где-то в верхушке ели. Всё решали секунды. Казалось, ещё мгновение и огромная псина сомкнёт на моём горле клыки. Однако овчарка внезапно остановилась как вкопанная и, продолжая рычать, смотрела на нас. Я не поверила своим глазам. Передо мной, вне всякого сомнения, стоял, ощерившись и брызгая слюной, мой четвероногий друг Дик.

— Малыш, — тихо позвала я.

И пёс прыгнул, завалил меня на спину и принялся, тихо повизгивая, вылизывать своим мягким и тёплым языком мне лицо. Я поднялась и взяла собаку за ошейник. Дик опять напрягся и, глядя на моих спутников, глухо зарычал.

— Дик, фу, свои, — сказала я, всё ещё не веря в чудесное спасение.

Однако, стоило поторапливаться. Треск веток под сапогами тревожной группы неумолимо приближался. Я потрепала Дика по загривку и дала команду:

— Вперёд.

Вскоре мы спустились в подземелье. Я постояла на верхней ступеньке ещё минут пятнадцать и, только убедившись, что пограничники в поисках собаки направились совершенно в другую сторону, спустилась вниз.

— Ну, ты, блин, даёшь, — только и сказал Лисун, с опаской глядя на здоровенного пса.

— Наверху всё в порядке. Пограничники, вероятно, решили, что Дик смылся за зайцем. Водился раньше за ним такой грешок. Да, малыш? — спросила я, нежно погладив блестящую шерсть.

— Ни хрена себе малыш! — изумился Лисун.

Мы спустились вниз по пыльным ступеням и повернули в тот самый проход, где столько лет пылились ящики с фашистской маркировкой.

Дик деловито семенил впереди нас. Вскоре справа показались штабели сложенных ящиков.

— Идите вперёд, я вас догоню, — сказала я Свете и, подождав, пока они скроются за поворотом, незаметно свернула в сторону.

Я уверено двигалась до тех пор, пока не заметила, что в углу за ящиками что-то белеет. Я подошла ближе, наклонилась… и отшатнулась. Передо мной, бессильно свесив руки, всё ещё сжимающие автомат ППШ, и уронив голову на грудь, сидел человек. Вернее, эта неестественно маленькая, съёжившаяся и высохшая фигурка когда-то была человеком. Переведя дух, я снова подошла… И сразу поняла, что увидела. Но внезапная догадка всё равно больно резанула по сердцу. Я протянула руку. Так и есть. Под превратившимся в лохмотья некогда белым маскхалатом ясно виднелись позеленевшие пуговицы со звёздами. На коленях — кусочек картона. Любительская фотография. Я подняла её и дрогнувшей рукой стёрла пыль. Улыбающийся молодой полковник в чёрном танкистском комбинезоне… Точно такую же фотографию до сих пор хранит моя бабушка. Я медленно подняла глаза и посмотрела на по-детски маленькую, съёжившуюся фигурку. Катя… конечно, как же я сразу не догадалась! Она специально назвалась Таней! Назвалась псевдонимом, который в обязательном порядке дают всем разведчикам перед выходом на задание. Длинные, местами сохранившиеся на белом черепе волосы закрывали то, что когда-то было таким дорогим для моего деда лицом. Я бессильно опустилась рядом с отважной разведчицей и, забыв обо всём на свете, закурила. Так вот, значит, где нам с тобой пришлось встретиться! И когда! В ноябре 1939-го. И вот опять прошло пятьдесят лет. Я была тогда рядом с тобой, когда ты приняла свой последний бой. А до сих пор ничего не изменилось. Тебя, как считали пропавшей без вести и почти что предательницей, как было принято в то время, так и продолжают считать! Пятьдесят лет тебя тайно продолжал любить и ждать мой дед, несмотря на то что его из-за твоего исчезновения тогда, в сороковом, перестали продвигать по службе и он так и окончил не только финскую, но и Отечественную войну, как и начал, — командиром дивизии. Его друзья стали генералами и маршалами, а он спился, потому что слишком тяжело было нести на себе это бремя, и мучился оттого, что не смог найти и спасти тебя тогда… А мне выпал шанс, господи, я видела тебя живую. Я могла так много рассказать тебе! Но не успела. Прости, Катерина! И я, сделав неимоверное усилие, встала с колен, поклонилась останкам смелой разведчицы. Постояв несколько минут, я, повинуясь какому-то совершенно безотчётному стремлению, достала нож и, протянув руку, срезала с белеющего в темноте черепа прядь уцелевших волос. Потом осторожно подняла подол маскхалата и, срезав несколько позеленевших пуговиц с пятиконечными звёздами, опустила всё это в карман…

Своих друзей я застала за растаскиванием в стороны последнего штабеля ящиков.

— Давай, присоединяйся, — недовольно буркнул Лисун. — Дик там что-то нашёл.

За штабелем показалась тяжёлая металлическая дверь с круглым, как штурвал, колесом. Лисун было ухватился за него, намереваясь повернуть по направлению нарисованной трафаретом стрелки, но Света остановила его и, как оказалось, вовремя. Она осветила фонарём сваренную из двутавровых балок коробку двери и указала рукой на две тонкие стальные проволоки, соединяющие колесо с двумя немецкими ручными гранатами, подвешенными за кольца справа и слева. Их гладкие серо-зелёные рубашки полвека ждали, когда кто-нибудь повернёт запорный механизм двери, чтобы в то же мгновение разлететься в разные стороны, сотнями раскалённых зазубренных осколков, поражая непрошеных гостей. Света в течении минуты уверенно разминировала дверь и повернула колесо. Тяжеленая, толщиной в полметра, бронированная дверь легко и бесшумно открылась, пропуская нас внутрь. Первым в помещение прошмыгнул, естественно, Дик, а следом переступили порог и мы. Луч фонаря заскользил по довольно большой комнате. Ничего особенного там не наблюдалось. Несколько письменных столов да стеллажи с полками вдоль стен. Света взяла одну папку и сдула пыль. Тиснутый на обложке орёл, сжимающий свастику, а ниже — набор латинских букв и длинный номер. Внутри — пожелтевшие листы с формулами и пояснениями к ним на немецком языке. В углу комнаты обнаружился люк, подняв который, мы по ступеням из рифлёной стали, спустились на этаж ниже. Там нашему взору открылся длинный коридор с дверьми по обе стороны. Все они были закрыты на кодовые замки и опечатаны. Сургучом. Мы прошли дальше и в конце коридора обнаружили зал, посреди которого громоздилось какое-то оборудование неизвестного нам назначения.