Евгений Таранцев - Промысел Господень: Летописи крови

Они били короткими прицельными очередями, можно было увидеть, как вслед движениям бинокуляров прицельных модулей с хищной живостью изгибаются стволы автоматов, похожие на вороненые фаллосы, уродливые из-за вздутия УКС, как плывут в завихрениях газа дисбалансированные серебряные сперматозоиды — целые их стаи, оплодотворяющие смертью и без того мертвую плоть.

Ватек и Спатта, предводительствуя отрядом каинитов, приходят слишком поздно. Нападавшие успевают собрать свой кровавый урожай.

— Человек, ведущий ту охоту, был сильным противником. Он сосредоточил в своих руках власть, силу, оружие. Все, что могло бы способствовать нашему уничтожению. Он не учел лишь единственное — древнюю магию каинитов. Только это спасло нас.

Темная комната. Мрак и тишина живут здесь в симбиотическом соседстве. В центре помещения два круга. Один внешний — составлен из горящих свечей, второй — из сидящих людей, чьи сцепленные руки создают нерушимый энергетический контур.

Они сидят, слушая удары собственных сердец. Их глаза прикрыты, дыхание ровное, мышцы расслаблены.

Но вот один из них начинает что-то шептать. Суровые слова, царапающие гортань, соскальзывают с его губ и тут же превращаются в ледяной пар, инеем оседающий на пол. Пронзительный ветер врывается в комнату. Но он не захватывает все ее пространство, а становится третьим кругом в магическом ритуале.

Лица каинитов плывут в неясном свете. Черты стираются, изменяются. Сперва они наложат защитное заклятие, предотвращая прорывы силы.

Потом Слова и Знаки стали появляться в пространстве комнаты, готовя губительные тенета для намеченной жертвы.

Терцио делает большой глоток и ставит бокал на столешницу. Потом закуривает.

— То было трудное время. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось.

— Триста лет… мне трудно представить, сколько это.

— С годами ты привыкнешь. Адаптируется память, стирая все лишнее.

— Быть может. Так чем закончилась та история?

— Наш таинственный противник был околдован. Нам не удалось уничтожить его разум, но телу был нанесен тяжелый урон. Аллергия на температуру выше ноля. Белок сразу начинает денатурировать, что приводит к распаду большинства тканей.

— Похоже на то, как мы реагировали на солнечный свет.

— Всему этому есть вполне нормальное химиофизиологическое объяснение. Ничего таинственного или невозможного.

— Люди думают иначе.

— Они вообще другие.

— Расскажи мне о них.

— С удовольствием, но как-нибудь в другой раз. У меня еще масса дел.

— Ты будешь говорить с Хантом?

— Да, собирался.

— Возьми меня с собой.

— Но…

— Пожалуйста.

— Ладно, но при одном условии. Ты будешь видеть и слышать нас, находясь за зеркальным стеклом. Только так.

— Хорошо.

— Тогда пойдем.

Терцио направляется к двери. Тут же останавливается и оборачивается.

— Я так и не объяснил тебе смысл своей истории.

— Не надо, я и так все поняла.

— Не думаю. Ты слишком молода. Вера в силу каинитов в тебе еще трудно пошатнуть, но знай, что и у нас есть пределы доступного. Никогда мы не могли позволить себе быть беспечными и принижать способности своих врагов. Но в разное время мы терпели поражения, природа которых коренится в нашей самонадеянности.

— То же самое говорит отец.

— Он знает цену своим словам. Наша мудрость выращена на нашей собственной крови. Сейчас мы должны быть максимально осторожны и собранны. Война, развязанная Яном, не игрушка. И цена поражения равна цене наших жизней.

— Все слишком серьезно для меня.

— Тогда старайся не вмешиваться.

— Я знаю только то, что кое-что происходит, мне трудно это объяснить. Кажется, я сама не до конца осознаю это. Но есть нечто важное, что трудно сказать, но на что я не могу закрыть глаза. Этот каинит что-то знает… мне надо с ним поговорить.

— Все после, Александра, всему свое время.

Ванна, до краев наполненная горячей водой. Растительный ароматизатор, минеральная соль, придающая воде особую мягкость. Тонизирующий бальзам-шампунь. Аквамассажер, настроенный на случайную смену давления в струе. Анальгетики и антидепрессанты в ядерном коктейле «Агнец». Вот она, картина абсолютного расслабления и покоя. Рукотворная нирвана.

Ватек лежит в воде, только лицо выставлено на поверхность. Подводные микровихри, создаваемые акустическими вибраторами, приятно массируют тело, выдавливая из него усталость. Горечь напитка приятно щекочет нёбо.

Глаза Ватека закрыты. Уши ловят каждую ноту рассеянного амбиента, кружащегося над его головой. Его рука поднимается из воды, легким жестом стряхивает с себя воду и пену. Тянется к сигарете.

Легкие вдыхают табачный дым с шоколадным привкусом. По телу пробегает волна наслаждения.

Тут в дверь стучат.

— Значит, он хочет говорить только со мной?

— Да. Я сделал все, что было в моих силах. Он молчит.

— У тебя есть запись дознания?

— Конечно.

— Я хотел бы посмотреть ее сперва.

Терцио кивает. В кабинете Ватека есть все необходимое оборудование. Голографический проектор с углом обзора 360 градусов и автофокусом, синхронизированным с взглядом зрителя. Ридер оптических и мнемодисков. Система объемного позиционирования звука.

Терцио достает из внутреннего кармана пластиковый конверт с мнемодиском. Хотя на самом деле это не диск. А сфера из карбонового сплава диаметром около 2 дюймов. На полюсах сферы расположены оптические элементы, через которые проходит луч голопроектора.

Вот диск вставлен в ридаут, освещение кабинета приглушено. В центре помещения проектор формирует полноцветное изображение. Пока считывающее устройство определяет настройки показа, можно заметить, как отдельные лучи лазера хаотично прошивают картинку насквозь, отчего по изображению пробегают волны помех.

Ватек внимательно смотрит запись. Ни один мускул на лице не выдает его мыслей. Это может говорить либо о выдержке Ватека, либо о его безразличии к происходящему.

Кажется, что с потолка что-то капает. Вода, а может быть, кровь. Жидкость собирается на полу в небольшую лужицу. Вокруг очень холодно и сыро. От этой сырости ломит кости и кружится голова.

Дом остался там, далеко за спиной. Терзаемый страхом, я заперся в нем на три дня. Все это время я был в бреду, мое тело разбивал то жар, то озноб. Некому было помочь мне, когда я, стонущий, теряющий сознание, полз к двери и молился о капле крови… или воды. В ответ мне приходило суровое молчание заброшенного подвала.