Юлия Перевозчикова - Городские ведьмы

Глава одиннадцатая

Белый и черный ножи

Юлька ворвалась в дом, засыпанная снегом по самую макушку, замерзшая и злая. Берта даже гавкать перестала, когда увидела на пороге сердитый ком из меха и белых хлопьев с блестящими гневными глазами. Сбросив капюшон и помотав головой, как собака, Вишневская принялась отряхиваться в прихожей.

– Привет, – сказала Таня, – не разводи сырость, иди-ка на лестницу, я тебя щеткой почищу. Кофе выпьешь?

– Чаю. Щетку давай, сама отряхнусь.

– А спину? Она тоже в снегу. Или у тебя на спине руки выросли? Дополнительная пара?

– Ладно, отряхни.

– Спасибо за разрешение. А что ты такая злющая?

Они вышли на лестничную площадку. Когда пушистая кроличья шуба была полностью очищена от мокрых хлопьев, Юля снизошла до объяснений:

– Поссорилась с Сажиной. Прямо перед выходом из дома!

– Опять? Да что вы с ней все время делите? – Таня отряхнула остатки снега со щетки. – Все, раздевайся, будем чай пить. Я на площадке подмету, после тебя целый сугроб.

– Сама подмету. Ничего мы не делим. Наташка мне нахамила, – Юлька принесла из прихожей веник и совок, быстро подмела тающие комки и выбросила в мусоропровод. Довольно огляделась: – Вот и все.

– В смысле? Что ты считаешь хамством?

– Я ей позвонила сказать, где видела ее любимые духи, а она за Федором бежала и послала меня вежливо, но злобно, знаешь, как она умеет? Противненько так. Я обиделась.

– Это у тебя быстро. Ну и до чего вы договорились?

– Я назвала ее неадекватной, а она сказала, что со мной общаться, как по минному полю ходить – никогда не знаешь, где взорвешься.

– И, что удивительно, обе правы! А ты, как обычно, собираешься сначала злиться, потом страдать?

Юлька кивнула. Она сняла зимние сапожки и аккуратно поставила их в угол к прочей обуви. Вид у нее действительно был опечаленный. Темпераментная Вишневская хоть и обладала редкой обидчивостью, на самом деле ссориться не любила. Ее, как натуру эмоциональную, периодически заносило, о чем она впоследствии неизменно жалела. Даже если была права. На кухне она села на самый краешек углового диванчика, подперла щеку рукой и пригорюнилась.

– А может, не стоит так реагировать, а, Юль? Особенно на Наташку! Ты что, Сажину не знаешь? Она у нас женщина несчастная и оттого нервная, – графа любит. Какой с нее спрос?

– Граф тоже ее вроде… Ты же Сашку Лютова имеешь в виду?

– Его, кого же еще? Лютов у нас, как известно, «орел», но с «орлами» водиться, всем известно, – не сахар.

– М-да, соединила судьба, и ни тому, ни другому не позавидуешь. А интересно, эти два махровых эгоиста когда-нибудь сойдутся по-настоящему?

– Неизвестно. У них времени много… может, и сойдутся.

– Годам к семидесяти.

– Или разбегутся.

– Тоже не раньше. Они люди не спешные, думают медленно. А куда им торопиться?

– Точно.

Фыркнул и выключился электрический чайник. Таня насыпала заварку, залила кипятком. Запахло земляникой.

– Твой любимый купила, между прочим. Знаешь, я Наташке зеркало подарила. Купальское.

Юлькины глаза загорелись:

– То самое?

Таня кивнула. Открыла крышечку заварочного чайника, помешала в нем ложкой, запах земляники стал сильнее. Разлила заварку по кружкам. Вишневская мечтательно-завистливо вздохнула:

– Повезло Наташке.

Татьяна усмехнулась:

– Это как посмотреть, зеркальце-то не простое. В него все видно. И себя.

Юля хмыкнула:

– Ну и что?

– Это тебе «ну и что», ты себя любишь до умопомрачения. Любую. А Наташка – нет. Ей нелегко придется.

– Это почему же Сажина себя не любит? Да она эгоистка каких поискать! Просто центропупистка! – возмутилась Юлька.

– Эгоистка, но себя не любит. Не научили. Родители науку двигали. А бабушке не до того было.

– А такое бывает? Не любящий себя эгоист?

– Ну, если верить умным книгам, эгоист, в принципе, себя не любит, поэтому хочет получить как можно больше доказательств хорошего к себе отношения. Так что ты у нас, дорогая Юлиана Юрьевна, не эгоистка. Эгоистка, конечно, но в пределах нормы. У тебя другая патология.

Вишневская задумалась:

– Какая же, если не секрет?

Таня улыбнулась:

– Ты – мазохистка. Обожаешь страдать…

Подруга покорно кивнула:

– Да, водится за мной такое. Но, с тех пор, как летать начала, все меньше и меньше. Радоваться приятнее.

– А то! Еще как! Только сейчас додумалась?

– Ага! Представляешь, тридцать семь лет думала!

– Да, Вишневская, ты тоже не спешила. Куда до тебя Наталье с Сашкой, они только лет пятнадцать определяются!

Они рассмеялись. «А ведь Вишневская действительно стала другая, – подумала Татьяна. – Теплая и сильная, как ветер с моря. И, похоже, еще окрепнет». Юля подняла глаза, спросила:

– Про эгоиста интересная мысль. Твоя?

– Нет, не моя. Подожди-ка.

Таня сходила в гостиную, принесла потрепанную книжку в мягком переплете, протянула:

– На, почитай. Эрих Фромм. «Искусство любви».

– Обязательно. Где ты ее взяла?

– Материализовала из воздуха! Купила в книжном.

– Вот не думала, что ты читаешь такие книги!

Таня пожала плечами:

– Почему бы и нет? Мудрость мира разбросана везде, надо только захотеть ее увидеть. В людях, книгах, во всем…

Щелкнул замок, гулко залаяла и сразу стихла Берта. На пороге кухни появился Гоша, такой же белый, как Юлька, только счастливый и улыбающийся во весь свой «лягушачий» рот:

– Привет, теть Юля! Мам! Нам с Машей визу дали! На две недели! Мы летим к бабушке. Дай денег, я поеду за билетами. Машка внизу ждет! Матушка, скажи, ты ведь поколдовала? Перед нами четверым отказали, а нас с Машкой даже не спрашивали особо. Ну скажи, поколдовала?

– Гошенька, дорогой, просто вы с Марией тихие, благонадежные дети, поэтому правительство США будет радо, если вы приедете в гости к твоей бабушке и заодно попрактикуетесь в английском. Ладно, Георгий, не сыпь снегом, вот тебе деньги. Когда приедешь? – Таня достала из сумочки перетянутую резинкой пачку долларов.

– Позвоню. Говоришь, не колдовала, а деньги приготовила! Ох, мать, ты – хитрая ведьма! – Георгий засунул деньги во внутренний карман куртки. – Я хочу Машку сводить куда-нибудь. Так что, скорей всего, поздно. Погуляй с собакой на всякий пожарный. Хорошо?

– Погуляю. Но если ты куда-то собрался, то денег не хватит. Там только на билеты.

– Не парься, мам. Мне отец дал. Поощрил за хорошо сданную сессию. И на Америку обещал подкинуть, чтобы мы бабушку не напрягали. С тебя только на проезд.

– Отец тебя балует.

Гошка усмехнулся:

– А кого ему еще баловать? Меня и Розу. Правда, меня больше. Я же его наследничек. Вот состарится – его баловать буду. Все, пока. Ушел.