Сергей Пономаренко - Лик Девы

«Стою посреди воды и умираю от жажды — так хочется пить», — подумала она. Дйвер снял маску и оказался молодым парнем лет двадцати пяти.

— Дальше пешком, вброд, — сообщил он, — но предупреждаю, ступай осторожно — под водой много острых камешков.

Потом, подумав, снял ласты и толстые резиновые носки, великодушно предложив их Маше.

— В них двигаться проще, и ноги не собьешь, а я человек привычный, знаю все эти камешки наперечет, — пояснил он. Затем, оглядев Машкин диковинный наряд для восточного танца, задумчиво произнес: — В мире столько странного и непонятного… Кто ты, незнакомка из моря? Может, персидская княжна, которую Степан Разин бросил в набегающую волну несколько столетий назад, и здесь, наконец, выплыла?

— Меня зовут Маша, и не надо корчить из себя бог знает что.

— О’кей. Я Анатолий. Пошли, княжна.

Они без приключений выбрались на берег. Возле одного из приземистых зданий Анатолий остановился.

— Пойду раздеваться. Здесь наша база, захочешь нырнуть с аквалангом — приходи.

— Спасибо за все, обязательно зайду. Пока. Бай-бай!

— Носочки не мешают?

— Ах, извини, сейчас верну. — Маша наклонилась, чтобы снять их.

— Ладно, потом занесешь. А то босиком идти по асфальту будет неудобно.

— Спасибо, я обязательно верну. — И Машка отправилась домой в костюме восточной красавицы, сильно пострадавшем от соленой воды, и в водолазных носках. Подойдя к воротам, она узнала местность: здесь она была с Иркой в первый день по приезду. На острове они загорали, напротив него находится нудистский пляж с целебной грязью, неподалеку располагалась квартира, где с Иркой она тогда жила. Вспомнив об Ирке, она, к своему удивлению, не почувствовала к предательнице-подруге никакой злости. Впрочем, обида была, а вот злости не было. Машка посмотрела вверх. Высоко в ночном небе мрачно вздымались стены Генуэзской крепости, храня множество тайн и загадок. Свет в Консульском замке больше не горел.

Дорога до своего жилища в нелепом жалком наряде, почти через весь город, чуть не довела ее до истерики. Пару раз ее принимали за проститутку, и это еще больше подлило масла в огонь, а один раз ее просто высмеяли.

— Смотри, вон идет чучело, — громко сказал пьяный парень и икнул.

Фира была дома и, увидев наряд Маши, рассмеялась, но, заметив выражение лица девушки, принялась гладить ее по плечу.

— Успокойся, всякое бывает в жизни, и через многое приходится пройти. Сейчас тебе чаю налью, и давай, рассказывай, не держи в себе. Увидишь, легче станет. — Она взяла электрический чайник и добавила: — Подожди пару минут, я сейчас приду, принесу воды.

Маша и Фира жили в маленькой узкой темной комнате, во времянке. В ней помещались две кровати, разделенные небольшой, видавшей виды тумбочкой, в случае необходимости служившая столом. Шкафа для одежды не было, и их одежда была развешана на крючках, а так как их не хватало, то в помощь им в стенку были забиты несколько гвоздей. Кухня, душ и уборная были общими, кроме девушек ими пользовались еще полтора десятка отдыхающих. Словом, обычный южный вариант недорогого жилья. Вскоре Фира вернулась и включила электрочайник.

— Эти козлы решили, что я проститутка! — Маша со злостью выдохнула эту фразу.

— Ты, я знаю, ездила на индивидуальное выступление. Что там произошло?! — словно не расслышав, спросила Фира.

— Я же тебе говорю — они приняли меня за проститутку! А Степана, этот козел директор послал только для видимости. Он и пальцем не пошевелил, чтобы меня защитить!

— Чайник закипел. Тебе чаю черного или зеленого?

— Любого! Я с этим козлом директором еще разберусь!

— Понимаешь, Машуня, этот случай — скорее исключение, чем правило. Я несколько раз выезжала на индивидуальные выступления, и предложения там поступали разные, но все зависело от меня: принять их или отклонить. Тебя там изнасиловали?

— Только попробовали бы! — воинственно заявила Машка и в общих чертах рассказала о событиях ночи.

— Ну, ты и молодец! Так просто спрыгнула с яхты в море — и адью? — восхитилась Фира. — И не побоялась плыть в темноте, одна? Сколько же ты проплыла до берега?

— Примерно километра три-четыре, — скромно ответила Маша. — Может больше — не знаю.

— Вот здорово! Я бы так не смогла. Держусь на воде, но чтобы так далеко… Ты настоящий герой! — продолжала восторгаться Фира.

— Не герой, а героиня, — поправила ее Маша. — Я представительница женского пола.

— Знаешь, Машуня, если в тебе есть еще силы, то у меня припасена бутылка настоящего массандровского муската. Давай выпьем за нас, женщин, а за козлов мужиков пить не будем — у них только то и на уме, что у нас между ног.

Фира вытащила из-под кровати сумку, а из нее бутылку с медалями на этикетке, быстро ее откупорила и разлила вино по стаканам, ибо ничего другого у них не было.

— Давай выпьем за то, чтобы мы никогда больше в жизни не плакали от мужиков, — предложила Фира первый тост, задав направленность их беседе.

Когда в бутылке оставалось меньше половины, Маша вспомнила Кирилла.

— Представляешь, я из-за него ночами не спала, извелась, стихотворения разные сочиняла, а он на первое свидание пришел без цветов, затянул в какую-то паршивую квартиру, где по-быстрому трахнул, и побежал к своей жене. Одним словом, козел!

Так, слово за слово, они осушили до дна бутылку, продолжая на всякие лады склонять ненавистную сильную половину человечества. Усталость, пережитый стресс, а также выпитое вино ввели Машу в состояние прострации — она еще не спала, но уже слабо воспринимала окружающую действительность. Не имея сил больше ни на что, она, как была в сценическом восточном костюме, так и откинулась на кровать. Фира присела рядом и стала освобождать Машу от одежды, ласково поглаживая ее тело и что-то тихо мурлыча. Все это было очень приятно и будило воспоминания детства: так ее мама укладывала «спатки».

«Как хорошо быть ребенком, — лениво подумала Маша, — когда все проблемы можно переложить на родителей».

Фира наклонилась к ней и прикоснулась губами к волосам, при этом глубоко вдохнув их запах. Затем, слегка касаясь губами, прошлась по шее, вызывая этим легкое возбуждение. Маша чуть приоткрыла глаза и сквозь щелочки посмотрела на подругу. Сил что-нибудь сказать или сделать у нее не было никаких. И потом, эти легкие касания губами были так приятны! И она снова прикрыла глаза. Когда почувствовала ее губы на своих губах, то не удивилась, а мысленно затеяла с собой игру: «Я — статуя божества и принимаю знаки поклонения. Я статуя, никак на это не реагирую, а только принимаю». Поцелуи становились все смелее. Когда Фира стала язычком ласкать обнаженную грудь, Машу охватила волна возбуждения. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль: «Надо это прекратить», но тут же возникла другая, вызванная любопытством: «А что же будет дальше?»