Моррис Уэст - Адвокат дьявола

Мейер нахмурился.

– Вы, похоже, меня не поняли. Я слышал, как вы говорили во сне. Вы же не итальянец.

Теперь изумилась Нина:

– Что значит, «не итальянец»?

– Я – англичанин, – признал Нероне. – А теперь давайте забудем об этом.

– Англичанин! – глаза Нины Сандуцци широко раскрылись.

– Забудем об этом! – прикрикнул на нее Мейер.

– Уже забыли. – Она улыбнулась и продолжила: – Раз ты остаешься здесь, почему бы тебе не начать работать… Чего вы так удивились? Полдюжины парней уже работают. Они тоже удрали с войны. Двое – местные, а остальные пришли Бог знает откуда. Мужчин у нас не хватает, а до зимы надо успеть многое сделать, поэтому на них смотрят сквозь пальцы. Если появляется кто-то из начальства, они прячутся, но в основном работают в открытую… – Нина рассмеялась. – И им не надо беспокоиться о постели на ночь. Я могу договориться, чтобы ты работал у Энцо Гоццоли. Он у нас десятник. Потерял двух сыновей на войне и ненавидит фашистов. Когда тебе станет лучше, я поговорю с ним… Если, конечно, ты хочешь…

– Я подумаю, – ответил Джакомо Нероне. – Я вам очень благодарен, но должен подумать.

Он откинулся на подушку, закрыл глаза и через несколько секунд уже крепко спал.

Нина налила Мейеру еще одну чашку вина, и доктор пил наблюдая, как она склоняется над кроватью, поправляет покрывало, смотрит на спящего гостя.

Когда женщина вернулась к столу, Мейер поднялся, обнял ее, попытался поцеловать. Она мягко отстранилась:

– Нет, дорогой доктор. Не сейчас.

– Я хочу тебя, Нина!

– Нет, дорогой, ты ошибаешься, – спокойно ответила она. – Если б ты меня хотел, то взял бы давным-давно, и я с радостью уступила бы тебе. Сейчас лето, тебе одиноко, и мы провели вместе несколько вечеров. Но я – не для тебя, и ты это знаешь… Потом ты возненавидел бы меня. Знает Бог, я хочу мужчину. Но он нужен мне весь, без остатка.

Мейер отвернулся, подхватил саквояж. Махнул рукой в сторону кровати.

– Может, ты его получила? – процедил он.

– Может, и получила, – Нина прошла к двери, открыла ее, а как только доктор переступил порог, захлопнула и задвинула засов.

– Вот так все началось? – спросил Мередит.

– Вот так, – Мейер потянулся к кувшину с вином. – Через три недели Нероне поправился и начал работать у Энцо Гоццоли. По вечерам он возвращался в дом Нины, они стали любовниками.

– И вы больше ничего о нем не узнали, кроме того, что он – англичанин?

– Нет, – Мейер выпил вина. – Но вариантов было немного. Он мог быть либо сбежавшим военнопленным, либо английским агентом, посланным для связи с партизанами, либо дезертиром.

– И какой вариант показался вам предпочтительным?

– Я перебрал все три, пытаясь определить, какому более всего соответствует наш гость. Сбежавший военнопленный? Да. За исключением того, что он не выказывал ни малейшего желания присоединиться к своей части. Агент? Подходило и это. Нероне хорошо говорил. Чувствовалось, что это образованный человек. Смуглая кожа и черные волосы позволяли ему сойти за итальянца. Но, когда я намеками предложил ему связаться с партизанами, он отказался.

– Объяснил, почему?

– Нет. Отказался вежливо, но решительно.

– Значит, дезертир?

Мейер задумчиво потер подбородок:

– Более всего он подпадал под эту категорию. Но дезертиры всего боятся. Страх написан у них на лице. Они живут в уверенности, что придет день, когда их обязательно поймают. Ничего этого я не заметил в Нероне. Едва он поправился после ранения, как стал ходить, говорить и смеяться, словно свободный человек.

– Он был офицером?

– Я, во всяком случае, так думал. Образованный, я это уже говорил. Привычный к принятию решений, умеющий доводить дело до конца. Но при нем не было никакого удостоверения личности. Немцы или итальянцы расстреляли бы Нероне, если б поймали, как шпиона. Когда я сказал ему об этом, он рассмеялся и ответил, что Джакомо Нероне – стопроцентный итальянец, который не видит смысла в войне… Еще вина, монсеньор?

Мередит рассеянно кивнул, и Мейер наполнил его чашку.

– Как вы оценили его характер в этот первый период? – после короткой паузы спросил Мередит.

– Частично я уже рассказал, – ответил Мейер. – Мужество, добродушие, умение доводить дело до конца. Остальное? Не знаю… Я ревновал его, знаете ли.

– Из-за Нины Сандуцци?

– Не только. Я долгие годы жил среди этих людей, лечил их. Но так и не смог сблизиться с ними. Нероне уже через неделю чувствовал себя как дома. Мужчины ему верили. Женщины любили его. Он мог заставить их смеяться лишь поведя черными бровями. Они пересказывали ему все сплетни, учили его местному диалекту, угощали вином. Я же оставался посторонним – евреем из Рима.

– Мне понятны ваши чувства, – кивнул Мередит. – Всю жизнь я был в таком же положении. Только никого не лечил.

Альдо Мейер вопросительно глянул на него, но священник смотрел на темное вино, налитое в чашку. И доктор продолжил:

– Более всего меня раздражала его привычка принимать все ва должное и не задумываться о будущем. Казалось, креме настоящего для Нероне ничего не существует. Наверное, тогда это было естественно. Он отвоевался. Его все устраивало Мне же хотелось перемен, и я просто рвался в бой.

– Значит, вы враждовали друг с другом?

Мейер покачал головой:

– Вовсе нет. Когда я не видел его, то относился к нему с не «приязнью. При случайных же встречах, а позднее, когда Нероне заглядывал ко мне по вечерам, чтобы поговорить или взять книжку, он очаровывал меня. В нем чувствовалось внутреннее спокойствие… мягкость. То же состояние души, что вы видите сейчас в Нине Сандуцци.

– О чем вы говорили?

– Обо всем, кроме Нероне. Он сразу уводил разговор в сторону, если речь заходила о его прошлом, но очень интересовался деревенской жизнью, местными обычаями, отношениями людей. Словно старался забыть, что касалось его самого, слиться с окружающим.

– Он заботился о крестьянах?

– Поначалу, нет. Нероне просто считал себя одним из них. Но не строил никаких планов в отличие от меня. Не стремился улучшить их условия существования.

– В каких отношениях находился он с Ниной Сандуцци?

Мейер сухо улыбнулся и всплеснул руками:

– Они были счастливы! Это читалось на их лицах. Больше я ничего не знаю. Об остальном вам придется спросить у Нины.

Мередит кивнул:

– Извините меня за настойчивость, доктор. Но вы должны понимать, что это моя работа.

– Я понимаю. И не уклоняюсь от ответов. Просто говорю лишь то, что знаю из первых рук.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Следующий период начался в конце октября… в середине осени. Нероне попросил меня осмотреть Нину. Она была беременна, на третьем месяце.