Антон Ульрих - Инквизитор. Акт веры

Фамильяр умчался исполнять приказание.

Инквизитор по опыту знал, что люди, подобные Маргарите, лучше других готовы идти на сотрудничество, не брезгуя при этом замарать честные имена других.

Маргарита с пришибленным видом вошла в залу капитула, предназначенную для собраний членов ордена Босых кармелиток, которые ни разу не проводились, а сама зала предназначалась для единоличного пользования настоятельницы. Те несколько часов, что француженка просидела под замком, живо напомнили ей прошлые годы, когда Маргариту заточили в тюрьму по ложному обвинению в колдовстве.

Черный всадник, так ловко сумевший поймать ее, сидел перед ней в кресле аббатисы и с безразличным видом просматривал мелко исписанные бумаги. В дальнем углу в тени прятался монах, которого Маргарита ранее не видела. Однако приветливая улыбка, изображенная братом Бернаром, увидевшим, что послушница его заметила, не смогла обмануть хитрую француженку. Маргарита Лабе по опыту знала, что любое общение с инквизицией будет иметь для нее самые тяжкие последствия.

Помощница Анны подошла к Великому инквизитору Кастилии и склонилась в глубоком поклоне, всем видом показывая то смирение, которое она испытывает при виде столь важной особы. Дон Хуан бросил на послушницу беглый взгляд и сухо проговорил:

– Итак, Маргарита Лабе, француженка, урожденная Наварры. В шестнадцать лет была осуждена за колдовство. Сумела бежать. Ныне пребывает в Испании и числится разыскиваемой властями и Святой службой Французского королевства. Скрывается в монастыре Босых кармелиток, где занимает должность помощницы настоятельницы монастыря. Признана заочно виновной по всем пунктам обвинения. Светские власти просят церковь передать тебя в ее руки. Ну, Маргарита Лабе, что ты на это скажешь? – спросил он, откладывая бумагу в сторону и в упор глядя на сильно побледневшую послушницу.

Маргарита не знала, что и сказать. Она то считала, что весьма искусно скрылась. Теперь инквизиция предстала перед ней во всей своей силе.

– Что вам будет угодно, ваше преосвященство, – сказала она, не зная, как обращаться к дону Хуану.

– Можешь называть меня мессир, – поправил ее инквизитор. – Я хочу знать, причем во всех подробностях, каковы бы мерзки они ни были, что происходило до моего приезда в этом монастыре?

Тут дон Хуан сделал знак рукою, и стражник принес Маргарите низенький табурет, один из тех, на которые Анна любила усаживать своих гостей, а брат Бернар, выйдя из угла, поставил перед Маргаритой кубок с церковным вином.

– Благодарю вас, – пролепетала француженка, отпивая из кубка. – Я все расскажу. Я – девушка честная, мне скрывать нечего, – добавила она, глядя на инквизитора своими бесстыжими, заблестевшими от вина глазами. – В нашем монастыре всем заправляет аббатиса. Это она придумала во время молитв устраивать волнительные проповеди.

– Волнительные проповеди? – переспросил брат Бернар. – Что это за проповеди такие?

– Уж не знаю, сударь, как она это делает, – повернувшись к советнику инквизитора, сказала, часто хлопая глазами, Маргарита, которой страстно хотелось, чтобы черный всадник, называвший себя мессиром, думал о ней, как о недалекой дурочке. – Но только когда наша настоятельница говорила с алтаря, нами всеми овладевали демоны! Да, да, сударь, демоны! И мы становились будто одержимые. Что там творилось, мессир, какими гадостями мы занимались прямо в церкви! – воскликнула Маргарита, вновь повернувшись к инквизитору и отпивая из бокала вино. – Я вам и пересказать не могу.

– И все это из-за возбудительных проповедей, что читала вам аббатиса? – недоверчиво спросил брат Бернар.

– И ты тоже исполняла богохульные обряды в самом центре монастыря? – тут же задал вопрос дон Хуан.

Маргарита, которая впервые присутствовала при перекрестном допросе, не знала, на кого ей смотреть, кому отвечать. Она растерялась. Инквизитор тотчас же воспользовался замешательством послушницы.

– Ты что-то скрываешь от нас! – грозно крикнул он, наклоняясь к лицу оторопевшей Маргариты. – Говори, ведьма! Ты уже была однажды обвинена в колдовстве!

По лицу коварной помощницы аббатисы потекли горькие слезы. Ей почему-то вспомнилась детская присказка «Коготок увяз – всей птичке пропасть». Маргарита и не подозревала, сколь серьезно обернутся ее шалости в борьбе за власть в монастыре. Правда, она еще лелеяла надежду, что инквизитора надобно только лишь подтолкнуть в нужном направлении, а там она как-нибудь сумеет либо ублажить старого монаха, чье лицо лучилось благодушной улыбкой, либо еще как-то увернуться от сурового наказания. Поэтому когда брат Бернар подошел к плачущей француженке и, похлопав ее по плечу, сказал, чтобы она ничего не скрывала, что он желает ей только добра, Маргарита тут же уткнулась лицом в сутану монаха и начала говорить, судорожно всхлипывая и поминутно поднимая вверх голову, чтобы заглянуть в добрые глаза компаньона инквизитора:

– Это все мать-настоятельница. Да какая она мать, прости меня Господи! Ей меньше лет, чем мне, а уж святости в ней и подавно не более. Только корчит из себя святую беату, а на самом деле все послушницы ей потворствуют, говорят, что во время всеобщей молитвы видят над ее головой нимб. Нету там никакого нимба, и быть его не может. У аббатисы постоянно случаются приступы влечения. Особенно после проповеди. Тогда она готова хоть самого черта оседлать. Совокуплялась со всеми нами без разбора, лишь бы ласк было побольше да побесстыдней. Бедняжку Урсулу довела до истерики, а потом еще и изнасиловала. И меня заставляла над бедняжкой глумиться. Говорила, что пытается изгнать из нее демона инкубуса, только по-своему, не так, как это делали экзорцисты.

Инквизитор и его советник переглянулись.

– Скажи-ка, а не заставляла ли мать-настоятельница тебя что-нибудь глотать? – спросил брат Бернар, к коему Маргарита испытывала большую симпатию, нежели к страшному дону Хуану, одетому во все черное. – Какие-нибудь странные овощи или фрукты? Вспомни, дитя мое, не торопись с ответом, – предостерег послушницу компаньон, видя, что та собирается отрицательно покачать головой.

Хитрая француженка напряглась. Внутренне она поздравила себя с победою, решив, что направила-таки основной удар на свою тайную соперницу – Анну. Изобразив раздумье, она некоторое время хмурилась, а затем внезапно хлопнула себя ладонью по лбу:

– А как же! Было! От вас, падре, ничего не утаишь. Давала мать-настоятельница нам как-то съесть пряники, испеченные в странной форме.

– В какой именно форме? – тут же спросил брат Бернар.

– В форме козла! – полушепотом воскликнула Маргарита.