Юрий Кургузов - Кольцо Изокарона

А может, только до меня?

А может, — только до кольца?..

Собаки же, невзирая на раны, постоянно преграждали ему дорогу: рвали, трепали, отвлекали и покуда удерживали на безопасном для нас расстоянии.

Однако еще через пару минут стало ясно, что долго это не продлится. Шкура зверя была точно сыромятной, а на лапах он держался так крепко, что ни разу не оказался на полу, и главное — на нем не было крови, а значит, сил еще оставалось в избытке. И я вдруг вспомнил слова Яна: "Это просто безмозглая, слепая и безжалостная адская машина…"

— Господи! — схватил я за руку колдуна. — К чему это бессмысленное издевательство?! Ну разве не видите, что Тор и Примас уже при последнем издыхании, а чудовище выглядит таким же свежим, как в самом начале?!

— Да идите вы!.. — Вырвав руку, он достал из кармана маленький свисток. Приложил к губам — и посреди хрипа и рыка раздалось словно тонкое-тонкое серебристое журчание весеннего ручейка.

И на мгновенье все замерли. И собаки, и Зверь. А еще через мгновение наши бедные псы как зачарованные, роняя на пол клочья пены с морд и капли крови из ран, мирно потрусили каждый в свою дверь. Чудовище их не преследовало: оно проводило собак совершенно равнодушным взглядом, а потом снова уставилось на нас.

У меня опять похолодело внутри. Нет, ну нельзя же воспринимать каждое слово буквально! Ведь теперь у нас не осталось вообще никакой защиты!

И тогда…

И тогда журчание свистка колдуна раздалось вновь. И открылась третья дверь, а на пороге…

Смутные воспоминания сумбурным калейдоскопом промелькнули в моем мозгу, а Горный Учитель вдруг бросил в тишину непонятные гортанные слова…

И тут я вспомнил!

И прошептал:

— З о л о т о й Б а р с!..

…"Золотой Барс" почти распластался на полу, прижав треугольные уши к голове, а его зеленые с желтыми крапинами глаза не отрываясь смотрели на Зверя. Приоткрылась пасть, обнажая розоватые десны и клыки, огромные клыки цвета слоновой кости, к которым с красного языка тянулись тоненькие паутинки слюны…

А потом он зарычал, и я мгновенно узнал этот рык. В голове замельтешили жуткие события той, уже, казалось, далекой ночи, когда я задыхался под деревом возле мельницы в смертельных объятиях Лилит и какая-то сила оторвала меня от нее, а после… Господи, так вот кто был моим спасителем!..

Черный Зверь все так же неподвижно стоял посреди зала — верные собаки не дали ему приблизиться к нам ни на шаг. И теперь он с тупым любопытством глядел кровавыми глазами на нового противника, который, повинуясь безмолвному приказу повелителя, медленно, как змея задевая брюхом каменные плиты пола, даже не выходил, а выползал ему навстречу, снова преграждая дорогу к нам.

(Знаете, я действительно затрудняюсь объяснить, почему это создание было "заторможенным". Не исключено, ответ все в том же определении Яна: "безмозглый". То есть, Зверь не был "живым" и не был "существом" в обычном понимании, а своего рода — "автоматом", "запрограммированным" и нацеленным своим адским создателем на решение конкретных задач и для которого не существовало посторонних эмоций и чувств. По-моему, даже во время боя с собаками он не испытывал к ним злобы. Да, он рвал, грыз и сбивал их с ног, но лишь потому, что они мешали ему приблизиться к нам.

А точнее — ко мне.

А точнее — к кольцу.

Да, Зверь был труп! Зомби! Мозг его был атрофирован, а значит, в нем не было места и чувствам. К тому же он, видимо, совсем или почти совсем не ощущал боли. А если не ощущаешь боли, то к чему злиться?)

Но как бы там ни было, а сейчас перед Черным Зверем был враг более серьезный, и, похоже, он это понял. Тем более что первый же стремительный бросок барса обернулся для него неприятностью. Большая кошка, как пятнистая молния, взмыла над полом и уже в следующее мгновенье оседлала Зверя, вонзив клыки ему в загривок.

И тут-то, быть может, впервые, чудище издало действительно вопль боли, н а с т о я щ е й боли. Оно еще обескураженно стояло на месте, словно недоумевая, как это могло произойти, а клыки барса вонзались в шею все глубже и глубже, и наконец — наконец-то! — показалась к р о в ь. Е г о к р о в ь!

От радости я закричал. Закричал, как маленький мальчик, который, попав в беду, увидел, что будет спасен…

Но радость была преждевременной. Черный Зверь с неожиданным проворством рухнул на спину, подминая под себя барса, и тому только чудом удалось вывернуться в последний момент. Зверь все же помял бока нашему защитнику, однако замешкайся барс хоть на долю секунды, он обязательно сломал бы ему позвоночник.

И вот теперь ярость и злоба выплеснулись наконец из страшилища полной мерой. А может, то была не злоба, а оно "включило" таки свои силы на полную катушку. Теперь Черный Зверь напоминал уже не волка, а вепря — страшного, громадного вепря, который прет напролом, сметая на своем пути все, и остановить которого не в состоянии никто и ничто кроме смерти.

И "Золотой Барс" дрогнул…

Нет-нет, он и не думал сдаваться или спасаться бегством — настолько велик был в нем дух воина, а также чувство преданности и любви к хозяину, — однако уже через минуту шкура его окрасилась отнюдь не золотыми, а алыми пятнами — крови. Он все чаще оказывался на земле, правда, тотчас вставал, — но с каждым разом все медленнее и медленнее, а верного шанса вцепиться своими смертоносными клыками в горло или же глаза и морду противника Черный Зверь барсу, увы, больше, не предоставил. Вдобавок костяк и мускулатура кошки были хотя и гибче и эластичнее, но в чистой, грубой, напористой силе явно уступали "слепой и безмозглой" мощи оборотня.

И тогда…

Да нет, "тогда" ничего такого особенного, что привело бы в дальнейшем к тому, к чему привело, я еще не почувствовал. Я почувствовал только страх, дикий страх за свою жизнь, потому что на моих глазах рушился последний редут, отделявший Зверя от нас, от меня, от Кольца… Но вот через несколько томительных мгновений, которые растянулись, казалось, до глубины вечности, я ощутил вдруг что-то еще… нечто такое, чему не могу дать рационального объяснения даже сейчас, а уж в те минуты, когда в лицо мне смрадно дышала сама Смерть, — не мог тем более.

…Говорят, в критические моменты перед мысленным взором человека проходят многие события его жизни — главные и незначительные, ослепительно-яркие и давно забытые. Что кольнуло меня тогда?.. Почему?.. И не было, не было в смятенных мыслях моих ни романтики, ни лирики, ни трогательных воспоминаний о близких, а было…

Знаете, это здорово смахивало на абсурд, на непонятные завихрения безмолвно вопящего о спасении сознания, но я "увидел"…