Евгения Грановская - Чёрный король

Чигорин улыбнулся.

– Рад, что не оправдал ваших ожиданий, – сказал он. – Что же вы подумали, когда увидели меня? Какова была ваша первая мысль?

– Моя первая мысль была… – Анна Петровна слегка покраснела. – Впрочем, об этом не стоит говорить.

– Ну вот, – сказал Чигорин. – Заинтриговали и бросили. Если вы мне не скажете, я проведу не одну бессонную ночь, думая об этом.

– Вы такой впечатлительный? – Анна Петровна лукаво прищурилась. – Что ж, хорошо. Первая моя мысль была такова, что вы…

– Что я? – поторопил ее Чигорин.

– Что вы – красивый, – выдохнула Анна Петровна.

Михаил Петрович стушевался.

– Я… – начал было он, но Анна Петровна его перебила:

– Напрасно я вам это сказала. Женщины вообще не должны такого говорить мужчине при первой встрече.

– Отчего же? – спросил, запинаясь, Чигорин.

– Теперь вы зазнаетесь и будете думать, что я – такая же романтическая глупышка, как эти ваши юные восторженные поклонницы.

– Среди моих поклонниц нет глупышек, – сказал Михаил Иванович. – А что касается вас, я был бы чрезвычайно счастлив, если бы такая великолепная и умнейшая дама, как вы, оказалась среди моих поклонниц. Правда, не знаю, как к этому отнесся бы ваш… друг.

Взгляды их встретились, и Чигорин осекся.

– В шахматных журналах Бостанжогло я видела много ваших партий, – сказала Анна Петровна, понижая голос. – Обороняться не в вашем стиле. Какова бы ни была опасность, вы смело бросаетесь вперед. И это мне в вас нравится.

– Вы правы, я не люблю защищаться. Скрупулезно выстраивать оборону – не мой стиль. Мне нравится играть в нападении.

– И в этом мы с вами похожи, Михаил Иванович. Я так же, как и вы, предпочитаю нападение защите, – сказала Анна Петровна и, прищурив зеленые глаза, пристально и мягко посмотрела на Чигорина.

Он этого взгляда Михаил Иванович почувствовал, как по телу его пробежало что-то вроде электрического тока. А в словах, сказанных Анной, ему послышался какой-то намек. Намек на что? – неизвестно. Но сердце Чигорина забилось сильнее.

– Вы как будто побледнели, – весело произнесла Анна Петровна.

От интимных ноток в ее голосе не осталось и следа, теперь она снова выглядела как красивая светская львица. «Не ошибся ли я? – подумал Чигорин, смотря на ее красивое, чистое лицо. – Не принял ли желаемое за действительное?»

– Почему вы не отвечаете, Михаил Иванович? Что-то случилось?

– Н-нет… Ничего. – Чигорин достал шелковый платок и вытер лоб. – Просто мне на мгновение показалось, что я…

– Что вы?

– Нет, ничего, – снова выдавил Чигорин, проклиная себя за секундную слабость, благодаря которой он чуть было не сказал Анне Петровне… Не сказал ей, что…

– Что вы в меня влюбились? – тихо и весело произнесла женщина.

Чигорин вздрогнул и изумленно на нее посмотрел.

– Господи, да что с вами такое? – улыбнулась Анна Петровна. – Я ведь просто шучу. Не нужно придавать такое значение словам.

– Простите, – пробормотал Михаил Иванович и снова вытер лоб платком.

– Вы бледны, – с трогательной заботой в голосе проговорила Анна Петровна. – Может быть, вы нездоровы?

– Да, – отрывисто ответил Чигорин. – Наверное.

– А может быть, вы…

Взгляды их встретились. «Вот опять! – пронеслось в голове у Чигорина. – Нет, это не могло мне показаться!»

– Что я? – переспросил он.

– Может быть, вы в самом деле влюбились в меня? С мужчинами, которые меня окружают, это происходит часто. Признавайтесь: вы тоже думаете, что влюбились?

– Что за дикая мысль? – ответил Чигорин, покрываясь пятнами. – Мне такое и в голову не приходило. Это же полная бессмыслица.

– Бессмыслица – влюбиться в такую, как я? – тихо спросила женщина, и Чигорину показалось, что голос ее дрогнул от обиды.

– Нет, я совсем не это хотел сказать, – поспешно заверил он, окончательно запутавшись. – Просто я… То есть просто вы… То есть… Черт… Простите, мне, кажется, пора идти!

Чигорин повернулся и зашагал к выходу. У двери он натолкнулся на Бостанжогло и какого-то рослого, грузного мужчину с бакенбардами.

– Михаил Иванович! – воскликнул Бостанжогло с удивлением. – Куда же вы!

– Мне надо… Я обещал… одному человеку…

– Но вы ведь только что пришли! И потом, с вами хочет познакомиться мой старинный друг! Позвольте вам представить – ростовский помещик Жеребкин!

– Очень приятно! – обронил Чигорин, пожимая руку спутнику табачного короля. – Мне пора… Я… Одним словом, прощайте! – Чигорин махнул рукой и выскочил из гостиной.

Бостанжогло задумчиво посмотрел ему вслед и нахмурился.

– Он всегда так экспрессивен? – поинтересовался помещик Жеребкин.

– Напротив, – ответил Бостанжогло, – обычно он весьма уравновешен. Ума не приложу, что с ним произошло.

– Видимо, была причина, – заметил на это Жеребкин, хмуря кустистые брови. – Уверен, что грубость вашего протеже была непреднамеренной. В противном случае ему бы пришлось за нее ответить.

Бостанжогло натянуто улыбнулся, потом снова посмотрел на закрывшуюся за шахматистом дверь, извинился перед помещиком Жеребкиным, повернулся и подошел к Анне Петровне.

– Я только что наткнулся на Чигорина, – сообщил он. – Наш шахматист выскочил отсюда как ошпаренный. Что за муха его укусила?

– Муха здесь ни при чем, – ответила Анна Петровна немного рассеянно. – Просто он вспомнил об одном неотложном деле.

– У тебя странное лицо, – сказал Бостанжогло, задумчиво глядя на любовницу. – Могу я узнать, о чем вы говорили?

– Так, ни о чем, – небрежно ответила женщина. – Обыкновенная светская болтовня.

Бостанжогло долго вглядывался в лицо любовницы, потом глухо проговорил:

– Ну-ну.

Затем повернулся и направился к гостям. В глазах его затаилось странное выражение, но Анна Петровна этого уже не увидела.

В тот вечер Чигорин обошел три ресторана кряду, и в каждом выпил по стакану водки. Он нигде не мог сидеть долго. Что-то гнало его прочь, на улицу, на холод и ветер. Несмотря на выпитую водку, он не чувствовал себя пьяным. В его душе боролись разнообразные ощущения и устремления, и он не мог в них толком разобраться. Преобладающим чувством было волнение.

В первом кабаке Чигорин повздорил с хозяином, во втором схватился с двумя пьяными купцами и довольно сильно намял им бока, после третьего хмельные физиономии собутыльников так наскучили ему, что он решил купить у буфетчика штоф и пойти пить домой. На улице яростно завывал ветер и кружил в черном воздухе белые вихри снежинок.

Михаил Иванович брел по щиколотку в снегу, проклиная эту погоду, этот город и это волнение в груди, которое не давало ему успокоиться. И в тот момент, когда жжение в груди стало совершенно нестерпимым и Чигорин понял, что водку, пожалуй, придется выпить прямо здесь, на улице, возле него притормозили сани.