Александр Годов - Дьявольская радуга
От прохода веет арктическим холодом. Изо рта Коли вырываются плотные облачка, в воздухе звенят крохотные льдинки.
Кажется, что сейчас из тьмы выпрыгнет чудовище. Однако ничего не происходит.
— Да что за херня здесь творится, — шепотом говорит Коля. Он делает два шага назад, не переставая пялиться в проход. Больше всего на свете он сейчас боится только одного: попасть в черноту.
Один из пузырьков на потолке опускается на кровать. Не падает, а именно опускается. Словно старый шарик под собственным весом. Потом еще один пузырь оказывается на кровати. Коля не выдерживает, выбегает из комнаты, не забыв захлопнуть дверь. Сердце бешено стучит. Биение отдается в висках, в кончиках пальцев.
Ну же! Вон из этой квартиры!
Когда железная входная дверь с грохотом закрывается за спиной, Коле удается облегченно вздохнуть.
Свет на лестничной клетке кажется ярким. Очень уж ярким. Неестественно ярким…
* * *«Ты сильный, — сказала Алена. — Уходи из магазина, Коль. Уходи, заклинаю тебя! „Архаровцы“ будут мстить. Найди другой дом ради меня».
Дохляк вскочил с кровати и закричал:
— Нет! Ты мер-ртва!
«Я с тобой, я рядом. Коля, ты сильный».
Виски ломило от боли. Дохляк с силой сжимал их ребрами ладони, но колкий комок шума в голове не удавалось прогнать.
Казалось, что подсобка уменьшилась до размеров спичечного коробка. Стены давили на нервы. Тяжело было дышать в тесноте, тяжело думать.
«Уходи!»
Нет.
«Уходи-уходи-уходи!»
Потолок качнулся. Николай хотел было схватиться за телевизор, но рука лишь рассекла воздух. Ноги подогнулись, и он рухнул на пол. Голос в голове убивал потоком слов. Хотелось разорвать кожу на висках, чтобы добраться до мозга.
«Уходи. Милый, они тебя убьют. Убьют-убьют. Я с тобой, я рядом. Уходи. „Архаровцы“ будут мстить. Уходи!»
Николай открывал рот в попытке сказать хоть слово, но из горла выходило лишь жалкое бульканье. Слова стирались голосом. Голосом Алены.
«Ты убил одного из них. Они будут мстить».
Коля забился в конвульсиях. Грудь часто и нервно начала подниматься, руки и ноги затряслись, глаза вылезли из орбит, брови задергались.
«Я умоляю тебя! Уходи».
Приступ прекратился также быстро, как и начался. На лбу выступили капельки пота.
Жара в подсобке оглушала. Лучи от лампочки играли на экране телевизора, разлетались на тысячи зеркальных осколков.
«Ты найдешь другое убежище?»
Нет. Нельзя постоянно убегать от «архаровцев». Надо бороться, сражаться.
«Маша жива».
Коля затаил дыхание. Перед внутренним взором появились ослепительно синие детские глаза, но их взгляд пронзал его насквозь, как нож входит в подтаявшее масло. Маша умерла. Два года назад или день — неважно. Маша умерла. И точка.
«Нет, она жива».
Наглое вранье! В Городе нет ничего живого. Нельзя верить голосу. Коля зажмурился. Алена и Маша давно погибли. А голос в голове фантомный. Ненастоящий! Надо не обращать внимания на него. Он исчезнет сам.
«Если ты уйдешь из магазина, то я скажу, где находится Маша. Ей сейчас так плохо. Она больна, но жива».
Нет. Не верь. Нельзя. Город исторгает живых.
Промелькнула подлая мыслишка: если Маша жива? Проверить это несложно. Стоит только выйти из подсобки. Проще простого.
«Ты поверишь мне? Пожалуйста, поверь».
Коля кивнул. Хорошо. Он рискнет. От мысли, что, возможно, его дочь жива, захватывало дух.
Седьмой
Седьмой хотел вытащить иглу, когда за спиной загромыхало. Он открыл дверь подсобки. Поток воздуха толкнул в спину, он по инерции шагнул через порог. Мир принялся терять очертания. Лампочка на потолке упала на пол, но не разбилась на острые осколки, а взорвалась яркими красками. По стенам побежали трещины. Щель оказалась настолько большой, что в нее смог бы пройти кулак. Трещина немного расширилась, и в комнату упал плотный кусок тьмы. Седьмой попытался было поднять его, но очередной порыв воздуха толкнул вперед.
Через мгновение подсобка и Манекен исчезли. Седьмой оказался у себя дома. «Слизь» по-прежнему свисала с потолка. Сотни мелких глаз были закрыты, кожистые крылья исчезли в грушеподобном теле. «Слизь» больше не сияла. Лишь закручивался водоворот из крови.
Седьмой на всякий случай отошел от Аанга. Умерла ли тварь? Вряд ли: что-то происходило под каменной кожей. Плоть ритмично вздрагивала.
Кукла лежала на кресле. Одна пуговка на туловище оторвалась и валялась на подушке. Седьмой схватил Кивира и пулей вылетел из комнаты. Он ворвался в кухню, бросил игрушку на кухонный стол.
— Уходи! — закричал Седьмой. — Убирайтесь из моего дома!
Кукла не ответила.
— Убирайтесь!
Тишина. Лишь муха продолжала назойливо биться в окно. Седьмой вцепился в лежащий на столе нож и начал вонзать его в плюшевое тельце куклы.
— Сдохни! Сдохни! Сдохни!
Седьмой охнул, когда лезвие сломалось от очередного удара. Он со злостью швырнул рукоятку в стену. Из туловища игрушки лез синтепон, оторвались все пуговицы и левая рука. Тяжело дыша, Седьмой открыл окно, а потом выбросил куклу в ночь.
Хватит! Нельзя доверять тварям Всплеска. Нельзя…
Воздух в кухне показался теплым и влажным, как в парной. И даже боль в суставах замешкалась и затихла. Седьмой вышел в коридор, схватил с настенной стойки двустволку, снял с предохранителя и выбежал в зал.
Нажать на спусковой крючок Седьмой не успел: окно взорвалось осколками. Все произошло как в замедленной сьемке: сначала нечто большое и черное налетело на окно, потом стекло начало змеиться трещинами, с треском лопнуло. Седьмой машинально навел двустволку на ворвавшегося в дом монстра, но выстрелить не успел — осколок стекла попал в левый глаз.
Зал расплылся в ярких пятнах. Седьмой выстрелил. Грохнуло. Не видя попал ли в тварь, он отпрыгнул назад, нащупал рукой дверь, вновь пальнул из ружья. Левый глаз жгла боль. И Седьмой скорее почувствовал приближение монстра, чем увидел. Он дернул за нитку, что торчала из выключателя. Спрятанный в стене механизм щелкнул, и ножи вылетели из притворов двери на тварь. Чавкнуло. В нос шибанул запах гнили.
Седьмой зажал раненый глаз рукой, взгляд сфокусировался на монстре. Урод отдаленно походил на человека: нижняя челюсть была неестественно большой, лицо покрывали морщины, изо лба торчал маленький рог. Волосы жирными сосульками падали на плечи. В высоту монстр был метра четыре. Ему приходилось пригибаться, чтобы не задеть потолок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});