Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса

Утром все арестованные явились перед префектом. Узнав среди них жену легата, префект вскричал с выражением жалости и упрека:

– Неужели это ты, благородная патрицианка? Неужели это тебя привели из этого позорного притона в сообществе с ворами, преступниками и людьми самого низкого происхождения? Опомнись! Не навлекай позора на дом твоего супруга, которого я сейчас же извещу о твоем аресте.

– Благодарю тебя за доброе намерение! – отвечала Валерия. – Но исполняй свой долг! Мои христианские убеждения непоколебимы, и я жажду умереть за них.

Префект не настаивал, но тотчас же послал за Галлом. Пораженный легат, считавший Валерию вне всякой опасности, немедленно явился в префектуру.

По его желанию, ему тотчас же дали свидание с Валерией. Вид Валерии бледной, похудевшей, с болезненным выражением на лице, произвел такое тяжелое впечатление на легата, что слезы брызнули из его глаз.

– Прости меня, Галл, что я причинила тебе такое горе, но спасение души выше всех других соображений, – пробормотала взволнованно молодая женщина.

Легат пытался убедить ее, выставляя ей на вид, сколько позора и несчастья навлечет она своей позорной смертью на него и на своего отца, которого он ждет с минуты на минуту.

– Ты знаешь, как Валерий ненавидит христиан, из-за которых уже потерял обожаемую жену. Твое обращение окончательно убьет его. Неужели ты потеряла всякое чувство дочерней любви и дружбы, если не любви, ко мне, свое женское достоинство, что остаешься глуха к нашим просьбам, голосу рассудка и инстинкту стыдливости и очертя голову стремишься к погибели, – с отчаянием закончил Галл.

– Твои убеждения напрасны, так как я не принадлежу больше к этому миру предрассудков, ослепления и тщеславия. То, на что ты смотришь, как на позор, я считаю неувядаемой славой. Мученичество – зто дверь на небо, и я не изменю из-за ложного стыда своему Богу, – спокойно ответила Валерия.

Вдруг Галл быстро наклонился к ней и прошептал:

– Рамери уехал, думая, что ты в Фивах с другими христианами. Он надеется спасти тебя и дать тебе счастье, сделавшись твоим мужем. Я согласился на развод и уступаю тебя ему. Я дам тебе целое состояние и помогу безнаказанно бежать. Живи и будь счастлива с любимым человеком. Только избавь меня от позора казни через палача.

Яркий румянец разлился по бледному лицу Валерии. Шатаясь, прислонилась она к стене и закрыла глаза, но эта слабость была непродолжительна.

Молодая женщина выпрямилась и покачала головой.

– Нет, я отказываюсь от земной любви и хочу принадлежать одному Христу. Если Рамери любит меня, я буду молиться Господу, чтобы он просветил его душу светом истинной веры, чтобы наши души могли соединиться в блаженных небесных жилищах.

Лицо Валерии дышало такой энергией и таким экстазом, что Галл понял, что все убеждения и мольбы будут напрасны. Со смертью на сердце он повернулся и вышел.

Последняя смутная надежда побудила его пойти к проконсулу. Тот был в отчаянии и страшно взбешен.

– Я ничего не могу поделать, Галл! Я не могу отважиться спасти твою жену, раз ее арест произошел так публично, – сказал он, гневно шагая по комнате. – Она должна умереть. Но чтобы избавить тебя от позора казни на форуме, я прикажу сегодня же ночью отвести ее в твой дом, где ее и задушат в ее собственном калдариуме, что даст тебе возможность похоронить ее с честью. Само собой разумеется, что все будет забыто, если она образумится хотя бы даже в последнюю минуту.

Галл вернулся домой, как безумный. Страшная буря бушевала в нем. В эту минуту он понимал чувства квестора и его решимость убить Валерию. Делав необходимые распоряжения, легат заперся в своем кабинете. В данное время он не способен был видеть даже Эриксо.

Когда ночь опустилась над Александрией, звон оружия на дворе возвестил прибытие мрачного кортежа.

Печальные и молчаливые слуги, клиенты и рабы толпились в портиках и галереях. Взгляды всех с жалостью и ужасом были устремлены на красивую молодую женщину, пленницей возвращавшуюся под супружескую кровлю, чтобы умереть. Валерия была спокойна. К ней жалась бледная, но улыбающаяся Лелия. Уступая просьбам и слезам жены, проконсул позволил Лелии разделить смерть своей подруги.

Предупрежденный о прибытии центуриона с арестованными, расстроенный и бледный, как смерть, Галл вышел в атриум в сопровождении Филатоса и нескольких клиентов. Он подошел к офицеру, чтобы покончить последние формальности, как вдруг взгляд его упал на Лелию. При виде той, которую он, как дочь, принял в свой дом и на которую смотрел, как на виновницу поразившего его несчастья, безумная ярость овладела легатом.

– Презренная змея! Ты заплатила за мое расположение и гостеприимство самым позорным предательством, – хриплым голосом вскричал он. – Умри же, презренное создание! Не грязни своим присутствием обесчещенный тобой дом!

Прежде чем кто-нибудь мог догадаться о его намерении, легат выхватил из-за пояса одного солдата длинный нож и по самую рукоять вонзил его в грудь Лелии.

Филатос и центурион бросились к Галлу и оттащили его, боясь, чтобы с ним не случился апоплексический удар, так как лицо его посинело, а налившиеся кровью глаза выступили из орбит.

Лелия, даже не вскрикнув, опустилась на каменные плиты. Валерия с криком ужаса откинулась назад, но, увидев, что молодая девушка сделала движение, опустилась на колени и приподняла умирающую, стараясь придать ей более удобную позу. Кровь ручьем лила из раны, заливая руки и платье патрицианки.

– Я умираю… До скорого свидания… – прошептала Лелия, открыв глаза. Вдруг молодая девушс силой выпрямилась и бледное лицо ее осветилось нечеловеческой радостью.

– Они идут за мной… О, сколько света, тепла и небесной гармонии!

Дрожь пробежала по телу молодой девушки, голова ее бессильно опустилась. Лелия была мертва.

Валерия, как парализованная, продолжала держать труп, не сводя глаз с лица Лелии. Вдруг ей показалось, что кровь, все еще сочившаяся из раны и смачивавшая ее руки, изменила окраску и из красной стала прозрачной, белой, серебристой, между тем как из тела поднялось светящееся облако, скоро принявшее вид покойной. Прозрачная фигура эта была окружена снопом ослепительных лучей. Вся атмосфера, казалось, звучала могучей и приятной гармонией. Какой-то странный, удушливый аромат отнимал дыхание. У молодой женщины закружилась голова, и она без чувств упала на каменные плиты.

Когда Валерия очнулась, она лежала на ложе в калдариуме. Воздух был тяжел, но не удушлив. Валерия села и усталым взором обвела хорошо знакомую обстановку. Там стоит мраморный туалетный столик, как и всегда заставленный эссенциями, ароматическими маслами и духами. Висячая лампа слабо освещала скульптурные и мозаичные украшения. Вдруг молодая женщина увидела в ногах ложа маленький столик, на котором стоял кубок вина, пирожное, фрукты и холодная дичь.