Челси Ярбро - Служитель египетских богов

— Клод Мишель, — позвала она тихо.

Вместо ответа послышался странный звук — то ли стон, то ли кашель.

— Вы где? — Вопрос был излишним, ибо ее зрение уже адаптировалось к царящей вокруг темноте и Мадлен увидела своего партнера: он лежал вниз лицом на груде песка.

— Не подходите, — пробормотал Клод Мишель, задыхаясь. — Тут скорпион.

Мадлен, не колеблясь, шагнула к нему.

— Куда он вас укусил?

— В ногу, — едва слышно ответил лингвист. — В левую.

Мадлен приложила пальцы к его шее, нащупала частый пульс. Времени звать на помощь и посылать за доктором не было. Она ухватилась за левую штанину лежащего и с силой рванула. Раздался треск, ткань до пояса разошлась.

— У меня нож, — пояснила она, предвосхищая возможный вопрос, но Клоду Мишелю было не до вопросов.

— Будьте внимательны… скорпион. — Шепот давался ему с трудом, но Мадлен теперь волновало другое.

— Я раздавила его, — солгала она, понимая, что укус этой твари для нее хотя и весьма болезненен, но не смертелен. — Лежите смирно. Сейчас я отсосу яд. — Пальцы ее уже ощупывали вспухший рубец над коленом незадачливого лингвиста.

— Не надо, — еле слышно запротестовал Клод Мишель и сделал слабую попытку отпрянуть.

Мадлен опустилась на колени и, обхватив рукой ногу ученого, подтянула ее к себе. Припадая ртом к ранке, она внутренне усмехнулась. Надо же, на раскопках столько народу, а отсасывать кровь у этого бедолаги приходится именно ей. Сплюнув первую порцию яда в песок, она подумала о мужчинах, каких посещала ночами. Она доставляла им удовольствие всем, чем могла — прикосновениями, поцелуями, но Клод Мишель мог получить сейчас от нее нечто большее, он мог получить жизнь.

Мадлен успела еще несколько раз сплюнуть горькую кровь, когда в дверном проеме появилась чья-то фигура.

— Здесь есть кто-нибудь?

— Жан Марк, — откликнулась Мадлен и села. Вкус последней порции отсосанной крови сказал ей, что она сделала все, что можно. — Позовите кого-нибудь и побыстрей.

Жан Марк вздрогнул, на побелевшем лице его проступили черные ямы глазниц.

— Что случилось?

— Скорпион укусил Клода Мишеля. Я попыталась отсосать яд.

— Иисус и Святая Дева Мария, — прошептал молодой человек, не в силах двинуться с места.

Мадлен прикрикнула на него.

— Вы что, собираетесь тут торчать, пока он не умрет? Поторопитесь.

Жана Марка как ветром сдуло.

Клод Мишель застонал, попытался что-то сказать, но на сухих губах запузырилась пена, и он провалился в горячечное забытье.

Мадлен сидела, держа злополучного ученого за руку и время от времени щупая его пульс. Она понимала: идет борьба, исход которой пока что не ясен.

— Держитесь, Клод Мишель, потерпите немного. Скоро прибудет помощь, — приговаривала она. — Мужайтесь, вы же храбрец, вы замечательный и очень крепкий мужчина.

Вдали раздался какой-то шум, потом в помещение ворвался Ален Бондиле.

— Что, черт возьми, тут произошло? — прогремел он сердито.

Мадлен никак не отреагировала на грубость.

— Клод Мишель помогал мне копировать надписи и рисунки, — сказала она, — а когда я ушла за бумагой с карандашами, его укусил скорпион.

— Прямо здесь! — вскинулся Бондиле.

— Видимо. — Она поджала губы.

— Так где же он? — желчно осведомился профессор.

— Не знаю. Удрал. Я его не нашла. — Мадлен показала на стонущего лингвиста. — Принесите какие-нибудь носилки. Его нужно отвезти к доктору Фальке. Сначала — больной, а все скорпионы мира — потом.

— Разумеется, — сказал Бондиле, несколько остывая. — Эй, кто там?! Сути! Зовите своих людей! — Он выбежал наружу, продолжая сыпать приказами. — Несите сюда носилки! Живо! Где вы бродите, де ла Нуа? Ступайте сейчас же к судье Нумаиру. Сообщите ему, что одного из участников моей экспедиции укусил скорпион.

— Судью не должны интересовать скорпионы, профессор. — Голос де ла Нуа эхом пронесся по колоннаде.

— Делайте, что я велел! — заорал Бондиле. — И пошевеливайтесь!

Клод Мишель внезапно взмахнул рукой, чуть было не ударив Мадлен, и снова затих.

— Что это было? — сурою спросил Бондиле, вновь возникая в дверном проеме и закрывая его своим телом. Он настороженно озирался, словно бы опасаясь, что Клод Мишель и Мадлен набросятся на него.

— Ему становится хуже, — спокойно сказала Мадлен, пообещав себе, когда все закончится, расколотить вдребезги вазу или порвать на клочки занавеску.

Появился Сути. Он привел с собой четырех рабочих с носилками. Бондиле отошел в сторону, позволяя им вынести больного из склепа.

— Боже мой, — прошептал он, осеняя себя крестным знамением. — Бедняга!.. Эй, Сути! — Голос его вновь окреп. — Этого человека нужно доставить к немецкому доктору. Прямо сейчас. Ты понял меня?

Мадлен тронула профессора за плечо.

— Я пойду с ними. Пусть я всего лишь женщина, зато я знаю, где живет врач и как до него поскорее добраться. — Она кивком указала на землекопов. — Или вы полагаете, что они проявят ретивость без понуканий?

— Нет. Хорошо. Отправляйтесь с ними. — Бондиле, видимо, взял себя в руки. — Сути, ты будешь повиноваться мадам. Она — мой заместитель и живет рядом с доктором.

Сути сплюнул.

— Женщина с неприкрытым лицом — позор.

— Вполне возможно, — сухо уронил Бондиле. — Но ты будешь ее слушаться, иначе тебя отведут к судье. Я лично выдвину обвинение. У тебя не хватит денег, чтобы подкупить его, а у меня хватит, поэтому тебя непременно накажут.

Сути тут же все понял и что-то пробурчал своим людям. Те, подхватив носилки, двинулись в путь.

— Мы поторопимся, — сказал египтянин, обращаясь к профессору, потом поклонился. — Этот зал самое подходящее место для скорпионов. Там сухо, темно.

Мадлен пошла за носильщиками, затем обернулась.

— Профессор, распорядитесь, чтобы белого ослика отвели на мою виллу, — сказала она. — Я могу быть уверена?

Бондиле злобно сверкнул глазами.

— Можете, — коротко сказал он и пошел к храму с таким видом, словно там его поджидало целое скопище скорпионов. Дойдя до колоннады, профессор остановился и промокнул платком лоб, однако на нем тут же вновь выступила испарина, но что в том повинно — жара или нервы, определить было нельзя.

Солнце палило немилосердно, и Мадлен понимала, что никакая защитная обувь не способна оберечь ее от воздействия его жгучих лучей. Ей предстояло пройти по пустыне три мили, но уже первая из них принесла головокружение, которое все усиливалось. Она попыталась сосредоточиться на бледном, измученном лице Клода Мишеля и вдруг осознала, что не видит его. В какой-то момент ее зашатало, но прозвучало ругательство Сути, и оно подстегнуло Мадлен, хотя каждый шаг ей давался с огромным трудом. Шляпка на голове превратилась в железный обруч, немилосердно сдавливавший виски, она мучилась тошнотой, как при жизни до погребения, а веки ее совсем высохли, словно куски старой кожи.