Сергей Пономаренко - Проклятие скифов
Последний сожитель Фроловой, Иван Широкий, был ее любовником непродолжительное время, их связь была самой короткой из всех — меньше месяца. Он отличался устойчивой приверженностью к выпивке, невоздержанностью в выражениях, из-за чего и был изгнан. Широкий был машинистом сцены в том же театре, где раньше работал Рыков, и вечером занимался техническим обеспечением спектакля. В день смерти Фроловой он пришел на работу пьяным, о чем была составлена докладная записка руководству. На утро и день он имел алиби, подтверждающееся лишь его собутыльниками, с которыми пиршествовал в Гидропарке по случаю выданной зарплаты. Олега удивило, что Павленко поставил его фамилию в самый конец списка, хотя среди всех подозреваемых он имел самое хлипкое алиби.
Олег не выдержал — позвонил Павленко и обрадовался, что тот оказался на месте:
— Я тут хотел уточнить по поводу алиби Широкого…
— Понятно, — прервал его Павленко. — Можешь этим не заниматься. Широкий — конченый алкоголик с интеллигентной внешностью. Такой пошел бы на убийство, но не в день зарплаты, а когда денег нет. И настолько детально продумать все он вряд ли смог бы. Если не веришь, повидайся с ним — может, я ошибаюсь. Все, бегу, у меня своей работы достаточно.
Олег решил увидеться с Иваном Широким. Ведь если он будет во всем идти след в след за Павленко, то, как и тот, в итоге упрется в тупик. Надо делать и проверять самые невероятные предположения и, может, тогда к чему-нибудь удастся прийти.
Удостоверение в красной обложке было почти как настоящее «эмвэдэшное», за исключением того, что согласно ему Олег являлся частным юрисконсультом, и подтверждалось это соответствующей печатью, не гербовой. Мельком показанное удостоверение оказало гипнотизирующее действие на вахтершу. Олегу тут же дали провожатого — низенького веснушчатого мужчинку, говорившего несколько писклявым голосом. Это был заведующий реквизиторским цехом.
— Без меня вы запутаетесь в наших лабиринтах, — по ходу объяснял мужчинка, назвавшийся Альбертом Ивановичем. — Ведь театр — не только вешалка, фойе, зал и сцена. Очень много механизмов скрыто за кулисами, а большинство декораций подвешены на канатах, перемещаются с помощью элеваторов, имеющих с другой стороны контргрузы, калкаши. Чтобы вам было понятно, это мини-фуникулеры. Декорацию опускаешь вниз — контргруз наверху. Декорация наверху — контргруз внизу. А если взять поворотный круг на сцене…
Олега это не интересовало, и он прервал провожатого, направляя беседу в нужное русло:
— Вы так хорошо все знаете! Видно, работаете здесь давно?
— Да уж — третий десяток пошел, как я здесь. Пришел сразу после школы — думал артистом стать, но не вышло. А начинал я рабочим сцены.
— Какого вы мнения об Иване Широком?
— Человек как человек… — Веснушчатый мужчинка пожал плечами. — А вообще-то пьяница — все пропивает. Является на работу пьяным — все ему сходит с рук. Другого бы уволили давно.
— Почему такое снисхождение к Широкому? — заинтересовался Олег.
Веснушчатый понизил голос, оглянулся и торопливо произнес:
— Они с директором вместе учились на актерском, тот его и покрывает. Но никому не говорите, что это я сказал! — испуганно закончил он.
— А с директором я смогу сегодня увидеться?
— Нет. Он вчера уехал в отпуск — за границу, на две недели. А вообще у него отпуск большой, так что появится ближе к осени и тут же устроит разнос замдиректора Чайковскому за плохую подготовку к новому сезону. — И он снова испуганно сказал: — Но я вам…
— … ничего не говорил, — закончил за него Олег.
— Теперь нам надо будет немного помолчать — на сцене идет репетиция, — извиняющимся тоном попросил Альберт Иванович.
Они стали подниматься по деревянным лестницам круто вверх. В стороны уходили горизонтальные галереи, вдоль которых блестели смазкой вертикально стоящие рельсы и висели канаты. На третьем ярусе они пошли по горизонтальной галерее и вскоре столкнулись с мужчиной лет сорока пяти, в пропотевшей майке, плотно облегавшей мускулистый торс, и темных штанах спецовки. Его длинные волосы были заплетены сзади косичкой. На красивом мужественном лице, немного оплывшем в связи с возрастом и чрезмерным употреблением алкоголя, выделялись орлиный нос и горящие огнем глаза. С такой внешностью ему бы играть мушкетеров или пиратов, а не тягать канаты на задворках сцены.
— Ваня, тут к тебе гости, — елейным голоском произнес Альберт Иванович.
— Гостям мы всегда рады, а для врагов-недругов имеем шашку! — прогрохотал Широкий чуть ли не басом и махнул рукой, словно рубанул шашкой.
Веснушчатый испугался.
— Ваня! Репетиция же, — прошипел он.
— Физику учи, Альбертушка-Вертушка! Куда звук распространяется — вверх или вниз? Хочешь, сейчас крикну, а внизу меня не услышат? — предложил он, и Альберт Иванович, несмотря на полумрак, стал белым, словно мел.
— Ваня, не надо ничего делать! — попросил он и в тот же миг бросился по лестнице вниз.
— Чем я обязан вашему появлению в моих чертогах? — поинтересовался Иван Широкий, играя голосом, — то повышая, то понижая тембр.
— Я расследую обстоятельства смерти Любови Гавриловны Фроловой. Ведь вы были с ней достаточно близки?
— И я — тоже был, — трагически произнес Широкий, невольно вызвав в памяти Олега известную фразу Юлия Цезаря «И ты, Брут?».
— Что вы этим хотите сказать?
— То, что я был не один в ее списке. Вон Альбертушка, который вас привел, тоже пытался и даже был удостоен, но наутро с позором изгнан. А я сам ушел, и меня не гнал конвой.
— Я знаю, что в числе ее близких друзей был Рыков, который тогда здесь работал.
— Только ли он? Даже наш уважаемый директор, когда двадцать пять лет тому назад, будучи зеленым выпускником, попал сюда, не устоял перед ее чарами. Правда, в то время она была ничего, и ему пришлось потрудиться, чтобы снискать ее благосклонность.
— Она тогда работала дежурной?
— Да, левой стороны первого яруса, и ключи от директорской ложи были у нее. Предыдущий директор тоже был к ней неравнодушен, но его допросить не сможете — он уже на небесах.
— Как долго продолжалась связь с ней нынешнего директора Сомова, вашего однокурсника?
— Альбертушка наябедничал, что мы с Сомовым вместе учились?
— Давайте договоримся: вначале вопросы задаю я, а затем вы.
— Сомов у нее пожил недолго — месяц-два — и уехал работать в другой театр. Валера администратор неплохой, но артист был, скажу как профессионал, никудышный!
— Как же вы, такой талантливый, оказались здесь, тогда как он теперь директор? — не удержался от язвительного замечания Олег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});