Стивен Кинг - Ученик дьявола

— Не хочется что-то.

Дик с нежностью улыбнулся сыну, на ухе у Тодда осталось маленькое пятнышко крема для бритья.

— Это, наверное, из-за Бетти Траск у тебя пропал аппетит?

— Да, наверное. — Он широко улыбнулся, но улыбка сразу пропала, как только отец вышел из кухни за газетами. — А ты бы проснулся, если бы я сказал, какая она сучка, пап-о? Как бы тебе понравилось, если бы я сказал: «Между прочим, ты знаешь, что дочь твоего друга Рэя Траска одна из самых отъявленных шлюх в Санто-Донато? Она бы целовала свою собственную письку, если бы дотянулась, пап-о. Она только об этом и думает. Просто вонючая маленькая шлюха. За две банки кока-колы — она твоя на всю ночь. Она трахнется и с собакой, если не подцепит мужика. Ну как, проснулся, пап-о? Получил бодрящий заряд на весь день?»

Он злобно отмахнулся от этих мыслей, зная, что они все равно придут опять.

Вернулся отец с газетой. Тодд мельком взглянул на заголовок: ПО СВЕДЕНИЯМ ИЗ ГОСДЕПАРТАМЕНТА СУД НАД ШПИОНОМ ПРИБЛИЖАЕТСЯ.

Дик сел за стол.

— А Бетти — прелестная девушка, — продолжал он. — Она напоминает мне твою мать, когда я впервые ее встретил.

— Разве?

— Прелестная… юная… свежая. — Глаза Дика Баудена затуманились. Потом вновь заблестели и с тревогой остановились на лице сына. — Я не говорю, что твоя мать не привлекательная женщина. Но в том возрасте у девушек бывает такой… особый блеск, что ли, так вы говорите? Это ненадолго: вот он есть — и тут же пропал. — Он пожал плечами и развернул газету. — C’est la vie, мой мальчик.

Она — как текущая сучка. Вот откуда этот блеск.

— Ты не обижаешь ее, Тодд-о? — Отец совершал обычный галоп по газетным страницам до спортивных новостей. — Не слишком торопишься?

— Все круто, папа.

(Если он сейчас не прекратит, я… я… что-нибудь сделаю. Закричу. Плесну кофе ему в лицо. Что-нибудь…)

— Рэй считает, что ты — хороший парень, — рассеянно сказал Дик.

Он, наконец, добрался до спорта. За столом наступила блаженная тишина.

Бетти Траск отдалась ему в первую же встречу. Он увез ее на местную улицу любви после кино, потому что знал, что от него этого ждут. Они слюнявили друг друга с полчаса, а потом им было, что рассказать своим друзьям наутро. Она могла теперь с полным правом, закатывая глаза, рассказывать, как противилась, но парни ведь такие зануды, правда, а она ведь не из тех, кто спит с парнями на первом же свидании. Ее подружки согласятся, а потом дружными рядами пойдут в туалет, чтобы заняться своими делами: пудриться, менять тампоны, да мало ли что.

А ребята… тут надо было проявить себя. Попасть по крайней мере во вторую базу и попытаться попасть в третью. Потому что одно дело успехи у девчонок, и совсем другое — уважение ребят. Тодду было почти все равно, что о нем будут говорить, как о любовнике, лишь бы считали нормальным. А если даже не пытаться, то пойдет молва, начнут интересоваться, все ли у него как надо.

Поэтому он приводил девчонок на Джейнс-стрит, целовал их, щупал груди, шел немного дальше, чем позволяли. И все. Если девушка его останавливала, он довольно добродушно уговаривал, а потом провожал домой. И не надо было беспокоиться, что там завтра будут говорить в девчоночьем туалете. Не думать о том, что кто-то будет считать, что Тодд Бауден не вполне нормален. Разве что…

Разве что Бетти Траск была из тех девчонок, что трахаются на первом свидании. На каждом свидании. И между свиданиями тоже.

Первый раз это произошло примерно за месяц до этого проклятого сердечного приступа у нациста, и Тодд решил, что неплохо справился для девственника… Наверное, точно также и в бейсболе считается, что молодой питчер (отбивающий) хорошо провел главную игру сезона, если не получил ни одного предупреждения. Некогда было волноваться и нервничать.

Раньше Тодд всегда чувствовал, когда девушка решала, что на следующем свидании она позволит себя соблазнить. Он знал, что он симпатичный, привлекательный и что, кроме внешности у него большие перспективы. Таких ребят хитрые мамаши считают «хорошей партией». И когда он чувствовал, что вот-вот произойдет физическая капитуляция, начинал встречаться с другой девушкой. И что бы ни говорили о его личности, Тодд допускал, что, если бы начал встречаться с по-настоящему фригидной девушкой, то был бы счастлив встречаться с ней много лет. А может, даже женился на ней.

Но первый раз с Бетти все прошло нормально: в отличие от него она не была девственницей. Она помогла ему ввести член, и ему показалось, что для нее это в порядке вещей. А где-то на половине акта вдруг промурлыкала с одеяла, на котором они лежали: «Как мне нравится трахаться!». Таким тоном девушки обычно говорят о том, как любят клубничное мороженое.

Встречи потом — а их было всего пять (пять с половиной, если считать прошлую) — были не столь удачны. Наоборот, становились все хуже, словно в геометрической прогрессии, хотя даже сейчас он думал, что Бетти этого не знала (по крайней мере до вчерашнего вечера). На самом деле, совсем наоборот. Бетти, по-видимому, считала, что нашла поршень, о котором давно мечтала.

Тодд не чувствовал при этих встречах ничего, что должен был, по идее, чувствовать. Когда целовал, ее губы напоминали ему теплую сырую печенку. Когда ее язык был у него во рту, его интересовало, какие на нем могут быть инфекции, а иногда казалось, что чувствует запах ее внутренностей — неприятный металлический аромат, как хром. Ее грудь была похожа на пакеты с мясом. И не более.

Он спал с ней еще дважды, до сердечного приступа у Дуссандера. И каждый раз у него были все большие сложности с эрекцией. В обоих случаях ему помогла фантазия: она стояла голая перед всеми его друзьями и плакала. Тодд заставлял ее ходить туда-сюда между ними, а сам кричал: «Покажи сиськи! Покажи им, где у тебя дырка, дешевая шлюха! Раздвинь ягодицы! Вот так, наклонись и РАЗДВИНЬ их!»

Успех у Бетти был не случаен. Он оказался хорошим любовником не вопреки своим проблемам, а благодаря им. Эрекция — это еще полдела. И раз уж у тебя стоит, то должен наступить и оргазм. В четвертый раз, кода они этим занимались, ему пришлось молотить минут десять. Бетти Траск думала, что умерла и попала в рай, у нее было три оргазма, и вот-вот должен был наступить четвертый, когда Тодд призвал старую фантазию… а в сущности, первую фантазию. Он вспомнил девушку на столе, привязанную и беспомощную. Громадный искусственный фаллос. Резиновую грушу. И только тогда, отчаянный, потный и почти одуревший от желания кончить и прекратить этот ужас, увидел, что лицо девушки на столе — лицо Бетти. Это вызвало безрадостный резиновый спазм, который, как он предположил, и был оргазмом, по крайней мере технически. Через секунду Бетти зашептала ему на ухо, и ее теплое дыхание отдавало запахом фруктовой жевательной резинки: «Милый, мы здорово протащились. Просто класс».