Наталья Александрова - Проклятие Осириса

Рыжий интерполовец сел в свою машину, и тут у Натальи зазвонил мобильник. Немец оглянулся, и Наталья вспугнутой кошкой метнулась обратно за угол.

Миновав врата Дома Чисел, старший жрец Шаамер проследовал в свою келью. Но ему не суждено было отдохнуть этим утром. Вскоре в дверь кельи постучали, и вошел служитель главного жреца Дома Чисел, высокочтимого Таа-Меса. Служитель низко поклонился и сообщил, что молодой жрец Ат Сефор не пришел в Зал Занятий на утренний урок и вообще отсутствует в храме. А поскольку досточтимый Шаамер – наставник и руководитель молодых жрецов, ему следует незамедлительно найти замену Ат Сефору и сегодня же разобраться с причиной его отсутствия.

Шаамер ответил с должным смирением, как подобает отвечать посланцу высокочтимого Таа-Меса, и немедленно отправился в Зал Занятий.

В этот день он был не слишком строг к ученикам и пару раз не заметил леность и невнимание, достойные примерного наказания, потому что сам был рассеян и невнимателен. Он ни разу не вспомнил о своей крепкой палке, которая в другие дни так помогала ему вбивать в учеников знания. Шаамер чувствовал под одеждой деревянный футляр с бесценным папирусом и думал только о том, как выполнить свой долг, как сберечь тайну Священного Числа.

Едва дождавшись завершения урока, даже не подкрепив силы едой и питьем, он поспешно покинул Дом Чисел и отправился в квартал ремесленников, расположенный возле реки.

Здесь, на левом берегу Нила, в Городе Мертвых, обитали только те, чьей работой было все, что связано с захоронениями и культом мертвых. Здесь были жилища бальзамировщиков-тарихевтов, чье ремесло передавалось от отца к сыну; мастерские, где высекали из камня и вырезали из дерева саркофаги, изготавливали надгробья и мастерили из глины и дерева фигурки ушебти и всевозможные амулеты, ткали полотно для обертывания мумий и готовили снадобья и бальзамы для пропитывания этого полотна.

Только лачуги нечистых парахитов, вскрывающих трупы и извлекающих внутренности, располагались поодаль от людных поселений, ближе к Западным горам.

Кроме многочисленных мастерских, здесь, на узких улочках, в шумных прибрежных кварталах, помещались бесчисленные лавки и лавчонки, где можно было купить всевозможные приношения для предков и недавно умерших родственников – благовония и цветы, фрукты, сласти и прочие припасы. Здесь же продавали скот и птицу для жертвоприношений. Все животные были тщательно осмотрены жрецами, которые признали их чистыми, пригодными для жертвы и поставили на них священное клеймо.

В этих же лавках бедняки, которым не по карману были жертвенные животные, покупали раскрашенные хлебцы в виде гусей и коз, коров и газелей, чтобы хоть такой скромной жертвой умилостивить души своих предков.

Шаамер, прикрыв лицо краем одежды и не поднимая глаз, углубился в запутанный лабиринт узких улочек. Ремесленники и посыльные, сталкиваясь с высоким хмурым жрецом, низко кланялись и уступали ему дорогу.

Миновав лавку мясника, над которой с басовитым гудением роились крупные назойливые мухи, жрец остановился перед неказистой лачугой каменотеса. На улице перед входом стояли несколько тщательно вырубленных базальтовых статуй, дожидаясь своих заказчиков и одновременно демонстрируя случайным прохожим искусство мастера. Шаамер наклонился, чтобы не ушибиться о притолоку, и вошел в мастерскую.

Сам каменотес посреди мастерской препирался с молодым посыльным храма, который пришел сговориться о плате за надгробье. Двое подмастерьев вчерне высекали из базальтовой глыбы статую богатого зерноторговца. Сам торговец, пузатый и краснолицый, стоял поодаль, внимательно наблюдая за работой. Как человек практичный и предусмотрительный, он хотел заранее озаботиться о достойном надгробье для себя.

Увидев Шаамера, владелец мастерской прервал спор с посыльным и приблизился, угодливо кланяясь.

– Приветствую тебя, досточтимый Шаамер! Доволен ли досточтимый той надгробной плитой, которую я вырубил по его приказу? Или я чем-то ему не угодил?

– Доволен, – Шаамер пренебрежительно махнул рукой. – Но сегодня я пришел по другому делу.

Жрец понизил голос, настороженно огляделся по сторонам и проговорил:

– Готова ли статуя того писца, которую я видел у тебя в мастерской прошлый раз?

– Готова, досточтимый! – каменотес сложил руки и снова почтительно поклонился.

– Забрал ли ее заказчик?

– Он должен прислать за ней слуг завтра или послезавтра.

– Возьми это золото, – Шаамер опустил в ладонь ремесленника золотую печатку, – и сделай вот что…

Он еще раз внимательно огляделся, отвел каменотеса в дальний угол мастерской и продолжил так, чтобы никто, кроме них двоих, не мог расслышать разговора:

– Ты высечешь на табличке, которую держит в руках писец, несколько иероглифов. Только смотри – никому не говори, что это я поручил тебе такую работу…

– Воля досточтимого Шаамера – закон для меня! – проговорил каменотес и поклонился еще ниже.

В антикварном магазине «Модерн» было почти безлюдно. Только коренастый мужчина в светлом плаще, не скрывающем заметного чиновничьего живота, обхаживал бюро красного дерева с перламутровыми вставками. Характерный лихорадочный блеск в глазах выдавал в нем жителя столицы. Хорошо выдрессированный продавец-консультант, представительный мужчина лет сорока при галстуке, безмолвно двигался в нескольких шагах позади москвича, ненавязчивый, но готовый мгновенно ответить на любой вопрос.

Кроме этих двоих в магазине находился охранник, мрачный лысый дядечка из отставных военных, в хорошо отглаженной униформе, и двое провинциалов средних лет, муж и жена, тихие и несколько поношенные интеллигенты. Взявшись за руки, они обходили зал, разглядывая роскошную мебель, и дружно ахали, читая астрономические цены на табличках. Как охранник, так и продавец-консультант в упор их не замечали, резонно предполагая, что эти двое вряд ли что-нибудь собираются покупать.

Дверь магазина открылась с мелодичным звоном, и в просторное помещение вошла привлекательная скромно одетая девушка с лицом первой ученицы.

Оглядевшись по сторонам, она подошла к продавцу и едва слышно проговорила:

– Можно вас на минутку?

Продавец никак не отреагировал на эти слова.

Видимо, в его глазах скромная внешность девушки автоматически делала ее человеком-невидимкой вроде той же парочки поношенных провинциалов.