Упырь (ЛП) - Кин Брайан
Рэнди взял в руки первый комикс, ежегодник "Мстители" № 10. Его руки задрожали.
Глаза Тимми расширились.
- Не говори, Тимоти. Не говори ни слова, потому что все, что ты делаешь, это лжешь еще больше. Я дал тебе шанс. И не смей отворачиваться. Если ты отвернешься, я посажу тебя под домашний арест еще на месяц.
- Папа, - всхлипывал Тимми, - пожалуйста, не делай этого. Мне очень жаль. Прости меня!
- Мне тоже жаль, сынок.
Он медленно разорвал его пополам. Одна слеза скатилась по его щеке.
- Нет, - закричал Тимми, - пожалуйста, папа, не надо. Пожалуйста? Прости, прости, прости, я...
Разорванные половинки были выброшены в мусорное ведро, за ними последовал выпуск "Марвел Два-В-Одном".
- Прекрати, папа! Пожалуйста, просто остановись.
- Уже слишком поздно для этого.
Следующим был выпуск "Фантастической четверки". Затем мятая копия "Лиги Справедливости Америки", которую Тимми даже не успел прочитать.
- Я ненавижу тебя, - кричал Тимми. - Я ненавижу тебя и хочу, чтобы ты умер.
Еще больше слез полилось из глаз обоих, когда Рэнди разорвал копию "Защитников".
И еще одну.
И еще одну.
И час спустя, когда коробки были пусты и вся его коллекция комиксов - все его детство - была уничтожена, у Тимми все еще оставалось много слез.
Отец говорил, что монстров не бывает, но отец ошибался.
Тимми смотрел на одного из них, и в этот момент он ненавидел своего отца гораздо сильнее, чем когда-либо ненавидел Барри.
Глава 12
Даг крутил педали по Лафман-Роуд. Спицы на его колесах тихо гудели, когда шины проходили круг за кругом. Белые отражатели его велосипеда вспыхивали в темноте, когда на них падал лунный свет. Он проскочил мимо подъезда Кэтчера, но если доберман не спал, он не стал его преследовать. Вздохнув с облегчением, Даг поехал дальше.
Он проснулся весь в поту, когда рот его матери сомкнулся над ним. Каким-то образом ей удалось стянуть с него пижаму, пока он спал. Испуганный и дезориентированный, он отпрянул от нее и оглядел свою спальню, гадая, как она сюда попала.
Потом он увидел. Хотя он потратил свои скудные сбережения на замок для двери, он забыл закрыть окно. Оно висело открытым, а сетка отсутствовала. Его мать, будучи пьяной, сумела снять сетку. Потом она залезла внутрь, пока он спал, измученный травмирующими событиями дня.
Она снова потянулась к нему. Даг отбился от нее, сумев натянуть пижаму, пока она сидела на полу и плакала. Потом он утешал ее, прижимая к себе и шепча утешительные слова, пока она не отключилась, пуская слюни ему на плечо.
Как только она начала храпеть, он выскользнул из-под нее, оделся и ушел. Было без четверти полночь.
Если повезет, Тимми еще не спит, возможно, читает комиксы под одеялом с фонариком. Даг мог бы постучать в окно и остаться на ночь.
Ночью Лес Боумана был совсем другим. Страшным. Сучья деревьев, казалось, тянулись над дорогой, хватаясь за него. Темнота между их стволами была сплошной, и из нее доносились странные звуки. Ночные звуки: треск веток, шелест листьев, стрекот сверчков, что-то, что могло быть совой, или смех.
Дрожа, Даг стал крутить педали быстрее.
Слева от него щелкнула еще одна ветка, как будто что-то следовало за ним. Потом еще одна.
Чем быстрее он ехал, тем быстрее нарастали звуки треска.
В его голове возникли образы Джейсона, Майкла Майерса и всех остальных маньяков из фильмов, которые он имел несчастье видеть. А что, если убийца Пэта сейчас в лесу, наблюдает за ним, выжидает? В конце концов, это они с Тимми обнаружили машину Пэта - и самого Пэта.
Он снова прибавил скорость, и ветер взъерошил его волосы, охлаждая пот на лбу. Педали отбивали ровный ритм, стуча о неисправную подножку велосипеда. Он давно собирался починить его, может быть, попросить отца Тимми установить новый, но денег на это пока не было, так как большая часть его сбережений уходила на конфеты и видеоигры.
В конце концов, треск затих. Даг укорил себя за глупость. Возможно, это был просто олень или белка.
Где-то в глубине леса заунывно и одиноко звенела свиристель.
Даг слышал о них старые сказки - если вы слышали пение белых свиристелей поздно ночью или перед рассветом, это означало, что кто-то из ваших близких умирает. Когда птица запела снова, Даг понадеялся, что эти истории неправда. Умерло уже достаточно людей. Ему не нужно было больше.
Иногда он думал о смерти. На что это будет похоже. Будет ли больно. Случится ли что-нибудь потом, как обещал преподобный Мур, или будет только забвение.
Из этих двух вариантов он предпочитал забвение. Спать было хорошо. Даг любил спать.
Это было единственное время, когда ему не нужно было думать, не нужно было чувствовать.
Даг доехал до перекрестка с Энсон-Pоуд и остановился, чтобы перевести дух. С облегчением он заметил, что в гостиной Грако горит свет, а это означало, что по крайней мере один из родителей Тимми еще не спит, а может быть, и Тимми тоже. Обе машины стояли на подъездной дорожке. Все были дома - вся семья.
Семья.
Даг жалел, что у него такого нет. Он проводил время в одиночестве, мечтая о том времени, когда его отец еще был рядом. Он часто жалел, что не ценил то время, пока оно длилось. Его родители казались счастливыми, по крайней мере, ему. И казалось, что они тоже были счастливы с ним. Его отец говорил: "Я люблю тебя". Они делали что-то вместе. Говорили о разных вещах.
Отец никогда не называл его ни "толстяком", ни "тюбиком", ни "педиком", как это делали дети в школе или отец Барри.
В последний месяц, когда он был с ними, все изменилось.
Незаметно. Даг не заметил этого в то время, но задним числом все стало ясно. Его отец казался замкнутым.
Отстраненным. Раздражительным. Сначала Даг решил, что это как-то связано с тем, что его мать потеряла работу. Но нехарактерное поведение продолжалось. Последние несколько недель Даг и его мать ужинали в одиночестве. Его отец не приходил домой после работы - иногда вообще не приходил. Он проводил ночь в другом месте. Он никогда не говорил, где именно, по крайней мере, Дагу. Он слышал, как родители спорили об этом, но тогда он не понимал, что происходит, и боялся спросить. Он думал, что, возможно, это было что-то, что он сделал.
И вот однажды ночью отец снова не пришел домой, а на следующее утро его все еще не было. Он так и не вернулся. Не попрощался. Не объяснил Дагу, не сказал ему, куда идет, не сказал, что любит его в последний раз.
Он просто... ушел.
Отец бросил его ради официантки, которую Даг никогда не видел. Хуже того, отец оставил его наедине с матерью, прекрасно зная, на что она способна.
С тех пор Даг чувствовал пустоту и опустошенность. Чувствовал себя мертвецом.
Так что, возможно, забвение было не такой уж плохой альтернативой, если внутри он все равно уже был мертв.
В свои двенадцать лет Даг чувствовал себя на восемьдесят.
Он спрыгнул с велосипеда и толкнул его к подъездной дорожке Грако, изо всех сил стараясь не шуметь. Цепь тихонько звенела, спицы щелкали. Он осторожно положил велосипед во дворе, а затем пополз назад. Трава прилипла к его ботинкам, роса намочила ноги. На мгновение поднялся ветерок, и в тишине зазвенели ветряные колокольчики миссис Грако. Даг попросил их замолчать, и ветер снова утих. Он направился к окну Тимми, споткнулся о палку и замер, ожидая, не услышат ли его.
Он заметил, что окно спальни Тимми было темным, как и все остальные огни в доме, кроме гостиной, где из-под штор пробивался мягкий желтый свет.
Даг сделал паузу, размышляя, что делать дальше. Кто-то явно не спал, но, скорее всего, это был не Тимми. Даже если Тимми не спал, его родители не знали об этом, потому что у него не горел свет. Если он постучит в окно Тимми, то рискует тем, что его может услышать тот, кто еще не спит.
