Партия жертвы - Ирина Кавинская
Я проснулась после десяти. В комнате старухи было тихо. В театре уже начались репетиции. С утра прогон у солистов, и я не нужна. По крайней мере, они меня не ждут и не ищут. Я приду вовремя, аккурат к репетиции подтанцовки, чтобы не вызывать подозрений. Но сейчас у меня ещё есть дела.
Я поднимаюсь по лестнице на чердак. Здесь всё ещё темно, хотя уже утро. Так и есть – дверь не заперта. Я вхожу и озираюсь по сторонам. На грязном полу лежит труп. Дохлая кошка с разодранной до мяса кожей – она разорвала собственное тело когтями, пытаясь избавиться от невыносимого зуда, причиняемого стекловатой. Здесь тепло и сыро. Над трупом кружат мухи. Под моими ногами хрустит стекловата. За шиворот падает ледяная капля, заставляя поёжиться.
Брикеты стекловаты валяются повсюду: я нахожу вскрытый. Надеваю перчатки и достаю плотный полиэтиленовый пакет. Мне нужно немного. Совсем чуть-чуть. Но я набираю побольше – мало ли что. Она догадливая. Призрачная балерина. Хорошо, что она снова со мной. Я не боюсь того, что мне предстоит сделать. Я – Воплощение, но они хотят отнять у меня мою суть. Они отдали главную партию другой. Обычной танцовщице, которая её недостойна. Не рядом со мной. Она недостойна её рядом со мной. Призрачная балерина знает это. Я не слышу её голос, но знаю, что она хочет мне сказать:
– Не бойся, ты должна это сделать! От этого зависит вся твоя жизнь! Увидят ли тебя, узнают ли, кто ты, – всё решится сегодня. Ты слишком долго ждала, слишком долго была в тени – теперь они должны узнать! Сделай это! Забери то, что принадлежит тебе!
Спускаясь в квартиру, я крепко сжимаю в руках пакет. Я никому не отдам своё будущее. Не стану безликой тенью. Когда танцует Воплощение, зал не дышит. Как они могут ставить меня на задворки? Как могут унижать Воплощение до роли фона для какой-то там выскочки? Кто вы все такие? Обычные люди. Откуда вам знать, где Искусство спрятало свой бриллиант? Вы близоруки. Вы не видите дальше собственного носа. Та, что лучше всех машет ногами в классе, для вас достойна главной партии. Вам никогда не постичь замысла Искусства. Оно несоизмеримо выше.
Пуанты той погибшей в блокаду девушки я ношу теперь, не снимая. В них буду танцевать сегодня. Невероятно, но они как новые до сих пор. Сколько я ни танцевала в них, сколько ни прыгала, сколько ни била носком о шершавый паркет… Абсолютно идеальные. Нежно-розовые, с чистейшими атласными лентами. Пуанты Воплощения. Над ними не властно ни время, ни сама убийственная сила танца. Даже подрезанная стелька не почернела и не погнулась. Я примеряю их сегодня как в первый раз. И знаю, они сядут идеально, как будто сделаны только для меня.
История Агаты Азоевой научила меня: Воплощение может сгинуть бесславно, так и не станцевав свой танец. Зависть и злоба людей – вот силы, противостоящие силе самого Искусства. Оно не прощает тех, кто вторгся в его святая святых, но что значат мучения виновных, если они погубили Воплощение? Она ведь просто исчезла – так никогда и не стала тем, кем ей суждено было быть. Она не боролась. Она забыла, что Искусство живёт только ею. Только в её танце. Она не должна была сдаваться. Но сдалась.
А я буду бороться и ни за что не отдам того, ради чего появилась на свет. Любой из тех, кто попытается помешать мне, бросит вызов самому Искусству. Но я не буду дожидаться возмездия, которое их настигнет. Сегодня тот самый день, когда я отомщу им сама. Все вы слепы! Но ваши глаза откроются с первыми актами балета, в котором я буду танцевать главную роль.
Я прячу пакет со стекловатой в сумку вместе с пуантами и купальником. Пора. Нельзя заставлять их ждать. Наконец, настанет этот вечер. Уже совсем скоро. Скоро.
Глава 28
Алина
День выступления. Вечер
Когда я проскользнула в холл Мариинского через служебный вход, Самсонов просто бесился, чуть волосы на себе не рвал.
– Как это вообще возможно?! – орал он на весь холл. – Алла, я вас спрашиваю! Как такое возможно?!
Секретарша стояла перед ним пунцовая, вжав голову в плечи. В её руках была коробка с программками.
– У меня нет слов! – кричал Самсонов, размахивая пачкой пожелтевших листов. – Что это за хлам? «Щелкунчик» тридцатилетней давности! «Спящая красавица»! Что вы мне подсунули, а? Что это за старьё?!
– Иван Аркадьевич, я представить не могу, как это случилось… Я давала задание всё переделать, макет проверяла, там всё было в порядке – мы же вместе с вами смотрели… Просто в голове не укладывается, как так произошло…
– Ничего нельзя доверить! Ничего абсолютно! – перебил Самсонов. – Может, мне и танцевать за всех теперь, и сцену драить, и в буфете подносы таскать? Это какой-то сумасшедший дом! Чтобы до вечера, Алла, слышите, до вечера всё было исправлено, и программы были здесь! Иначе можете писать заявление!
Он трясся от злобы так, что под моими ногами дрожал пол, пока я, стараясь остаться незамеченной, пробиралась мимо.
В кулуарах театра темно и тихо – все на сцене. Гримёрки опустели, коридоры тоже. Мне нужно спешить туда – скоро прогон с участием всех артистов. Если не появлюсь вовремя, пиши пропало. У меня есть всего несколько минут на всё. На двери одной из общих гримёрок наклеен листок с надписью «Вагановка – “Сильфида” – девушки». Здесь все переодеваются. Я вхожу и замираю на пороге. Никого. Сумки и рюкзаки валяются на креслах у зеркал. Костюмы висят на вешалках – уже готовые к вечернему представлению.
Вот оно – платье Сильфиды. Из нежно-голубого газа, почти невесомое. Это платье для главной партии, и висит оно отдельно от остальных. Оно будет особенным сегодня. Я подхожу ближе и прикасаюсь к подолу кончиками пальцев. Вполне себе обычный тюль. Я сжимаю податливую ткань в кулак. Разжимаю ладонь, с удовлетворением рассматривая некрасивые складки. Они тут же распрямляются. Снова гладкая ткань – словно ничего не было.
Я достаю пакет со стекловатой. Надеваю перчатки. Не думала, что выйдет так легко. Что я буду такой спокойной. Вата неприятно хрустит в руках, оставляя на перчатках следы мельчайшей мерцающей пыли. Я знаю: её прикосновение к коже вызывает нестерпимый зуд.
Медленно и аккуратно я натираю корсаж платья изнутри стекловатой. Кому-то сегодня будет очень больно.
В детстве я как-то играла на теплотрассе. Ползала по трубам, перескакивала с одной на другую. Вдруг прорвалась обмотка, и я, зацепившись за её край, поскользнулась, а упав, угодила голыми ногами прямо в торчавший клок стекловаты. Всего одно соприкосновение, но я
