Абель Шевале - Зверь из Жеводана

Но как бы там ни было, волк, порученный заботам де Ботерна-младшего, благополучно был доставлен в Париж 1 октября. Как мне стало известно, ученые доктора признали в животном обычного волка, но только очень крупного и с чрезвычайно мощными клыками. Господин де Ботерн-отец оставался в Шазе до ноября, где продолжал охотиться, и в результате добыл волчицу с «волчонком, размером превосходившим мать», как явствует из донесения, после чего королевский охотник покинул Жеводан. Он прибыл в Фонтенбло, где тогда находился король и весь двор, получил вожделенное вознаграждение и по особому указу ему было разрешено поместить изображение Зверя на родовой герб. Сын господина Антуана получил повышение в чине и роту инфантерии. И все же сердце господина де Ботерна было не на месте, ибо 28 декабря он написал господину Баленвилье, и в сем послании он просил выслать ему свидетельство, удостоверяющее в том, что он, господин де Ботерн, избавил Жеводан от свирепого Зверя.

Да, господин де Ботерн как раз вовремя потребовал от интенданта вышеупомянутое свидетельство, нечего сказать! Уже в октябре Зверь объявился в окрестностях Лорсьера, но об этом мало кто узнал. В ноябре известий о новых жертвах не поступало, и люди уже начали было надеяться на то, что Зверь и в самом деле мертв. Но в декабре начался настоящий кошмар, ибо Зверь с невиданной яростью обрушился на наш округ. Уже 2 декабря пришло известие, что чудовище напало на двух маленьких пастушков неподалеку от Онте-От, на юго-восточном склоне Монмуше. Зверь схватил и разорвал младшего из мальчиков, Видаля Турне, 7 лет от роду, а старший, четырнадцатилетний Жан Куре, сумел отразить нападение, нанеся хищнику удар алебардой. Подросток рассказал, что у нападавшего на них хищника по спине шла черная полоса, а на боках имелись черные и рыжеватые пятна; еще он отметил очень пушистый хвост, плоскую и длинную голову, короткую и мощную шею. Через неделю, числа 10-го, Зверь бродил в окрестностях Лорсьера и Марсийяка. Неподалеку от Жюлианжа он неожиданно выскочил из зарослей и набросился на двух 13-14-летних девочек; одну он загрыз и утащил. На следующий день были найдены две культи рук и окровавленные клочья платья – все, что осталось от бедняжки. В Польяке бесследно исчез юный пастух, а в Марсийяке 21 декабря была растерзана Аньес Мург, 11 лет от роду. У Жанны в тот день случился страшный приступ. Она билась в истерике, ее всю ломало, корчило, трясло, после чего она вновь погрузилась в то странное полусонное оцепенение, из которого вышла летом. Жюльена до «подвига» господина де Ботерна в Сен-Мари-де-Шаз, казалось, была на правильном пути и должна была вскоре раскрыть тайну Зверя. Я видел в ней нечто вроде орудия, возмездия. Она, вероятно, рассчитывала то ли хитростью, то ли лаской вытянуть из бородатого и лохматого Антуана Шателя какой-то секрет... Кстати, неожиданный арест всех Шателей, в том числе и Антуана, поразил ее, похоже, так же, как и всех нас. Но, быть может, она лишь притворялась? Кто знает... Как бы там ни было, когда Антуан Шатель оказался в каменном мешке, она не выказала ни сожаления, ни радости.

В августе события следовали одно за другим с такой быстротой, что нас буквально захлестнуло и понесло этим бурным потоком. Более всего, пожалуй, Жюльену заинтриговало то, что по приказу господина де Ботерна за несколько дней до отъезда в Шаз был убит огромный сторожевой пес в Пепине. Она очень заинтересовалась этой историей и всех спрашивала, был ли то кобель или сука.

Жанту, дабы удовлетворить любопытство любимой женушки, отправился за новостями. Вернувшись, он рассказал, что, по словам очевидцев, только любимая сука Антуана Шателя походила на пса, убитого в Пепине, но что эта сука в то время находилась в Дарне. А затем пришла поразительная весть, что господин де Ботерн застрелил в Беле Зверя... После чего в районе гор Маржерид воцарилась мертвая тишина. Как и мы все, а быть может, и гораздо более всех нас, Жгольена была уверена в том, что господин Антуан нас обманул. Но октябрь и ноябрь оказались относительно спокойными, и мы все погрузились в какую-то полудрему, в некое оцепенение, будто разом все отупели и утратили способность мыслить. В таком состоянии мы пребывали до самого отъезда Антуана де Ботерна из Жеводана. Но как раз после сего знаменательного события Зверь вновь принялся разорять наш край. Я так никогда и не смог выяснить, когда именно были выпущены на свободу Шатели, но люди говорили мне, что Шатель-отец и Пьер Шатель появились в Дарне гораздо раньше Антуана Шателя. Он, видимо, выйдя из тюрьмы, прямиком направился в свою убогую хижину в лесу Теназер. Никто, кроме Жюльены и кюре из Лорсьера, не осмелился обратить внимание соседей на то, что количество убийств резко сократилось не только и не столько после «славного деяния» господина де Ботерна, сколько после того, как Шатели были заключены в тюрьму, – с той, правда, оговоркой, что на следующий день после того, как всех троих взяли под стражу, имели место два случая нападения Зверя на людей. Никому, кстати, не пришло в голову проверить, до или после освобождения Шателей из-под стражи в Жеводане вновь начался кровавый кошмар.

Однажды в ноябре, в воскресенье, я оказался с Жюльеной и Жанту в Лорсьере. Господин Олье подошел к нам после мессы. Это был очень живой, словоохотливый человек небольшого росточка с умными, проницательными глазами, который нажил себе могущественного врага в лице епископа Сен-Фдурского, господина Монлюка, а все потому, что осмеливался писать жалобы непосредственно интенданту и даже министрам Его Величества, защищая интересы прихода и прихожан. Внешность у него была довольно приметная: огромная голова и маленькие для мужчины, подвижные ручки, как у ребенка. Господин Олье пользовался всеобщим уважением, и его паства была ему столь предана, что епископ не осмеливался направить непокорного, вольнолюбивого кюре в другой приход. Для меня же он всегда был образцом человека порядочного, правдивого и чистосердечного. В тот день я увидел на паперти церкви девушку, которую когда-то спас от Зверя. Я пошел за ней... Но сейчас я рассказываю не историю своей жизни, а историю Зверя... Когда я вернулся к церкви, господин Олье как раз говорил Жюльене:

– Да, лжецы забрались высоко, их не достать; но здесь, внизу, находятся преступники...

– Они непременно выдадут себя, господин кюре,– промолвила Жюльена.

На обратном пути она упорно молчала и едва ли произнесла два-три односложных «да» и «нет», да и то только потому, что Жанту приставал с расспросами.

Конец 1765 года был воистину ужасен не только из-за убийств, творимых Зверем, но и из-за неурожая. Сама природа, казалось, ополчилась против нас: лето было страшно дождливым, а зима оказалась на диво морозной, снежной, суровой. Жюльена, ставшая в срок матерью, продолжала исчезать из дома. Она уходила еще до полудня, а возвращалась чуть ли не за полночь, и даже Жанту начал беспокоиться.