Элмор Леонард - Прикосновение смерти

— Знаете, кто вы? — прищурилась Линн.

— Я, с вашего позволения, «бип», — оскалился Говард. — Потому что если вы произнесете то, что, как я думаю, собираетесь сказать, именно так это и прозвучит… Из цензурных соображений. Но если серьезно, расскажите, как у вас с Ювеналием? Все ли в порядке?

— Вы мелкий пакостник! — объявила Линн миллионам телезрителей.

Говард Харт взглянул на режиссера:

— Кенни, мы в таких случаях используем «бипы», покашливания или купюры?

— С пятисекундной задержкой кашель, — ответил Кенни.

Говард Харт улыбнулся.

— Ну и что там у Ювеналия со стигматами? — обратился он к Линн.

Во время возникшей паузы она взяла себя в руки и успокоилась.

— Отвечайте, я не собираюсь задевать ваши чувства.

— Я видела, как у него кровоточили раны. По меньшей мере двести человек видели это.

— Меня интересует другое, — сказал Говард. — Я признаю тот факт, что у него время от времени происходит это действие.

— Это не действие.

— Хорошо, явление. У него временами появляются стигматы… Вы живете вместе?

— Нет, вместе мы не живем.

— Но вы оба отсутствовали целую неделю. Вы спали в одной комнате?

— Какое вам дело до нашей личной жизни?

— Милая, я пригласил вас на мое шоу, и вы согласились прийти. Стало быть, я имею полное право задавать вам любые вопросы.

— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.

— Вот те раз! — развел руками Говард. — Телезрители считают, что вы намерены оказать ему поддержку, а вы… — Он выдержал паузу, а затем вкрадчиво произнес: — Линн, вы влюблены в этого парня?

Она помедлила с ответом, подозревая его в подвохе.

— Да, влюблена, — кивнула она.

— Не вижу в этом ничего плохого. А он вас любит?

— Мы любим друг друга, — ответила Линн после непродолжительной паузы.

— Так ведь это замечательно! — улыбнулся Говард. — Вы молоды, вы влюблены. Что плохого в том, что вы спите вместе? — Он выдержал паузу. — Но если вы стыдитесь это признать, стало быть, чувствуете, что в этом есть что-то… неприличное. — Говард нахмурился. — Если вы оба любите друг друга, почему вы испытываете чувство вины оттого, что спите вместе?

— Я не испытываю никакого чувства вины. Я вообще ни слова не сказала о наших взаимоотношениях.

Этот сукин сын хуже, чем она думала!

— Если у вас с ним роман, то это ваше дело. Я в этом деле вам не судья. Но… — он обвел взглядом присутствующих в студии, — но если вы пришли на мое шоу, тогда, милая моя, это и меня касается тоже, и я могу беседовать с вами обо всем, о чем пожелаю…

Ювеналий слушал, что говорит Говард, и в то же время старался уловить, что шептал ему Август сквозь стиснутые зубы, мучительно, с большим трудом.

— Она сломает тебя и разрушит все то, ради чего мы живем. Избавься от нее. Откажись от нее. Скажи ему, чтобы он принес сюда микрофон. Я скажу ему то, что сказал тебе. Я не обвиняю тебя за то, что ты натворил. Это не твоя вина. Это ее… — Обессиленный Август закрыл глаза. Из груди вырывались хрипы.

Линн в это время говорила Говарду Харту о том, что он не беседует с людьми, а ведет себя как глухарь на токовище. Доказывает то, что и так ясно. Между прочим, ему не мешало бы зарубить себе на носу, что знающий не доказывает, а доказывающий не знает…

Ювеналий бросил взгляд на монитор, стоявший возле кровати. Говард, как всегда, скалился, обнажив свою вставную челюсть. А несчастный Август хрипло дышал…

— Август, ты слышишь меня? — Ювеналий склонился к нему.

Тот открыл глаза.

— Послушай, я сожалею о том, что случилось, — сказал Ювеналий. — Но в голове у тебя полно всякого хлама.

Он направился к псевдобиблиотеке. В это время Говард готовился читать вслух сообщения, полученные от телезрителей.

Линн наблюдала за ним.

— А он прав, — сказал Ювеналий. — Ты могла бы не появляться здесь, тебя никто за руку не тянул… И незачем сердиться!

Линн промолчала. Ювеналий взглянул на Августа, затем на Линн.

— Что говорят великие? Если ты сердишься, значит, ты не прав.

— Я не сержусь, я возмущаюсь…

— Он представил все так, будто мы что-то скрываем.

— Хочешь, чтобы я рассказала ему все, обрисовала, так сказать, клинический случай?

— Думаю, ты должна использовать свои слова, а не его.

— Тогда в эфире будут звучать «бипы» и покашливания?

— Разве это столь важно?

— А разве нет? Что люди подумают о тебе? Неужели ты не видишь, насколько велика разница между тем, кто ты есть на самом деле, и тем, кем он тебя выставляет?

— Именно это я и имею в виду! Давай останемся самими собой. Кто-то из великих сказал: лучше быть тем, кто ты есть, чем казаться.

— И выйдем отсюда парочкой придурков.

— Это уж как получится! — улыбнулся Ювеналий. — Между прочим, в свете духовного бессмертия наветы — мелкое, ничтожное обстоятельство. А человек, кстати, только тогда личность, когда он выше обстоятельств!

— Господи, как я тебя люблю! — воскликнула Линн.

— Ты можешь кое-что сделать для меня?

— Конечно! Что надо сделать?

— Пойди и напиши что-либо на гипсе Августа.

— Всего-то? Совсем просто, если оставаться самой собой…

Просто — быть может, но не так-то легко, когда к тебе обращается Говард Харт.

— «Каким образом… — читал он вслух записку, — вам удается совмещать благословение небес с примитивным сексом?» — Говард положил записку на стол. — Итак, во-первых, позвольте напомнить вам о том, что все, о чем говорится на этой передаче, не обязательно выражает мое личное мнение или позицию телеканала. Однако в данном случае я задам тот же самый вопрос. Линн, каким образом вам удается примирять два совершенно несовместимых понятия, как религия и секс?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответила Линн. — Думаю, и вы тоже.

— Однако мои телезрители, похоже, понимают. Я ссылаюсь на множество принятых звонков… Вы с Ювеналием противоречите друг другу. Он говорит одно, вы — другое.

— А что именно я должна говорить?

— Позвольте зачитать еще одну записку: «Мистер Харт… вы приближаетесь к опасной черте, граничащей со святотатством, когда представляете нам Божьего человека, который открыто признает свою связь с незамужней женщиной». — Говард взглянул на Линн.

— А что это такое — связь с незамужней женщиной?

— Занятие сексом… Как заявил телезритель, со святым, или Божьим, человеком.

— Да, мы занимались этим немного, и ничего — живы-здоровы…

Говард Харт замахал на нее рукой с запиской.

— Звонила одна женщина и сообщила, что разрешила своей одиннадцатилетней дочери не ложиться спать и посмотреть наше шоу, но затем была вынуждена изменить свое решение, как только вы приступили к рассказу о ваших амурных делах.