Евгения Грановская - Иероглиф смерти

Наконец она вошла в главное здание комплекса и остановилась у ресепшена. Над стойкой висел большой череп, выложенный красными стразами, с поясняющей подписью: «Memento mori».

За стойкой сидели две девушки, а рядом стоял упитанный лысоватый мужчина в дорогом синем пиджаке. Судя по всему, он любезничал с девушками, и, судя по их порозовевшим щечкам и игривым улыбкам, им это нравилось. Но когда к стойке подошла Маша, все замолчали и посмотрели на нее.

– Добрый день! – поздоровалась со всеми Маша. – Могу я поговорить с директором крематория?

– Директор крематория – это я, – сказал упитанный мужчина, смерив ее любопытным взглядом. – А вы по какому вопросу?

– Меня зовут Любимова Мария Александровна. Я вам звонила.

– Ах, да-да. – Директор отклеился от стойки и приветливо улыбнулся Маше. – Вострецов Илья Игнатьевич, – представился он. – Идемте в мой кабинет, там нам будет удобнее беседовать.

Он повел ее внутрь здания. Слева от ресепшена Мария заметила большие железные ворота для катафалков. У стены Маша увидела несколько металлоискателей.

– А это зачем? – спросила она.

Вострецов скользнул взглядом по металлоискателям и объяснил:

– Ими проверяют содержимое гробов, въезжающих внутрь, чтобы отсеять посторонние предметы. Такие, как забытые мобильные телефоны или другие девайсы. Они могут испортить печь.

Они пошли дальше. Мария увидела еще одну железную, очень широкую дверь. Заметив ее взгляд, директор пояснил:

– Там у нас бальзаматорская. Мы очень внимательно относимся к санитарному состоянию мертвого тела. Через него может передаваться до сорока трех разных болезней.

Они продолжили путь, прошли по коридору мимо крошечной часовни, устроенной прямо в коридорной нише, и остановились возле еще одной железной двери.

– Давайте заглянем туда на секунду, – сказал Вострецов, – надо кое-что проконтролировать.

Мария не возражала. Директор распахнул дверь, и они вошли в мрачноватую комнату с огромной блестящей печью. За небольшим столиком, расположенным в дальнем от печи углу комнаты, сидел встрепанный молодой человек. На столике перед ним стояла чекушка водки и блюдце с нарезанной колбасой. Завидев начальника, молодой человек быстро набросил на стол куртку. Впрочем, недостаточно быстро.

– Василий, ты опять? – гневно спросил директор.

– Илья Игнатьевич, всего пятьдесят грамм, – жалобно проговорил молодой человек. – Полечиться после вчерашнего.

Вострецов протянул пухлую руку:

– Дай сюда!

Парень вздохнул, убрал со стола куртку, взял ополовиненную чекушку и протянул ее начальнику. Тот взял бутылку и сунул ее в карман брюк.

– И чтобы я этого больше не видел, – грозно сказал он.

– Не увидите, Илья Игнатьевич, – пообещал молодой человек.

Директор взглянул на табло с желтыми цифрами, расположенное справа от стены.

– Как техника? – спросил он. – Проблем нет?

– Нет, Илья Игнатьевич, все в порядке.

– Ну и славно. – Вострецов посмотрел на Машу и указал ей рукой на табло: – Видите, температура внутри печи – восемьсот девяносто пять градусов!

Сказал он это не без гордости, словно сам раздувал в печи огонь. Однако Машу удивило не это.

– Вы хотите сказать, что сейчас внутри печи кто-то есть? – недоверчиво произнесла она.

– Василий, покажи! – распорядился директор.

Парень подошел к печи, ловко отодвинул засов и сдвинул железный щиток. Маша увидела стеклянное окошко, в котором бушевало пламя. Она отвела взгляд.

– И чтобы на рабочем месте – ни-ни! – напутствовал парня Вострецов, выслушал в ответ еще одно клятвенное заверение, кивнул и вывел Машу в коридор.

Вскоре они пришли наконец в кабинет. Обставлен он был странно и громоздко. Столики, кресла, банкетки, полки и шкафы, забитые яркими и безвкусными ритуальными сувенирами, – от всего этого рябило в глазах.

– Присаживайтесь, Мария Александровна, – сказал Вострецов, указав ей на кресло, обитое черной кожей с красной окантовкой.

Маша села, чувствуя себя так, будто садится в комфортабельный гроб. Директор достал из кармана чекушку водки и швырнул ее в мусорную корзину, затем сел в кресло напротив.

– Тяжелая у вас работа, – сказала Мария.

– Вы думаете? – Он пожал плечами. – Меня она не тяготит. Одна беда – полная эклектика по части ритуалов. Никак не удается выработать единый стандарт. Вот и приходится каждый раз выдумывать велосипед.

– А разве стандартов кремации не существует? – удивилась Маша.

Он покачал лысоватой головой:

– В нашей стране – нет. Ни стандартов кремации, ни стандартов захоронения. Семьдесят лет советской власти сильно повлияли на похоронные ритуалы. Религию отменили, а взамен так ничего толкового и не придумали. Теперь сколько семей – столько и ритуалов. Нет объединяющего начала, как это было когда-то у наших прабабушек и прадедушек. Никто толком не знает, как надо хоронить, все питаются какими-то слухами, домыслами и предположениями. И это не может не огорчать.

Директор вздохнул, а потом вдруг спросил:

– Знаете, о чем я мечтаю?

– О чем?

– О том, чтобы люди избавились от предрассудков.

– От каких предрассудков? – не поняла Маша.

– От всяческих. Вы, например, знаете, что в деревнях, перед тем как похоронить покойника, мыло, которым его обмывали, разрезают на кусочки? А во время траурной процессии метут метлами дорогу, чтобы душа покойного не нашла дорогу домой!

– Жуть какая.

– Вот и я о том же. Все эти предрассудки…

– Илья Игнатьевич, – мягко перебила Маша, – вы простите, но у меня не очень много времени.

– Да-да, понимаю. – Директор откинулся на спинку кресла. – Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

– Я хотела бы узнать об одной вашей… клиентке.

Слово «клиентка» пришло Марии в голову непреднамеренно, и она тут же почувствовала себя глупо, однако директора это ничуть не смутило.

– Имя, фамилия, дата кремации? – деловито уточнил он, повернувшись на вертящемся кресле к черному стеллажу с толстыми папками.

– Двенадцатое ноября прошлого года. Имя – Эльза Маратовна Багирова.

Директор выбрал нужную папку, снял ее со стеллажа, взгромоздил себе на колени, раскрыл и принялся листать.

– Сейчас поищем ваш фитилек…

Мария озадаченно приподняла бровь:

– Не поняла.

– Фитилек, – повторил Вострецов, не отрывая взгляда от папки. – Так мы называем наших клиентов. Что-то вроде профессионального жаргона.

Машу передернуло.

– Оказывается, у работников крематория тоже есть чувство юмора?

– А куда ж без него? Без него никуда. Ага, вот, нашел. Кремацию производил Вася Каткевич. – Директор поднял на Машу взгляд. – Вы его сегодня уже видели.