Брэм Стокер - Дракула (с иллюстрациями)

Артур протянул руку и горячо пожал ладонь старика.

— Называйте меня, как хотите, — сказал он. — Я надеюсь, что всегда с гордостью буду носить звание вашего друга; позвольте сказать вам, что я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность за все, что вы сделали для моей бедной, дорогой Люси. Если я был резок или проявил недовольство — помните, тогда, когда вы так странно поступили, — прошу меня простить.

Профессор ласково ответил ему:

— Я знаю, как трудно было вам тогда вполне довериться мне, так как чтобы поверить в необходимость такого поведения, нужно понимать; По-моему, вы даже и теперь не вполне верите мне, да и не можете, так как вам не дано еще понять, в чем дело. Но настанет время, когда вы доверитесь вполне, и когда вам все станет ясно, вы будете благодарить меня за себя, за других и за нее, за ту, которую я поклялся защищать.

— Да, конечно, сэр, — горячо заговорил Артур, — я во всем доверюсь вам. Я знаю и верю, что у вас благородная душа, вы ведь друг Джона и были ее другом. Делайте все что хотите!

— Мне хотелось бы задать вам кое-какие вопросы.

— Пожалуйста.

— Вам известно, что миссис Вестенр оставила вам все свое состояние?

— Нет! Я никогда об этом не думал.

— Так как теперь все принадлежит вам, то вы имеете право располагать всем по своему усмотрению. Мне хочется, чтобы вы разрешили мне прочесть все бумаги и письма Люси. Поверьте, это не праздное любопытство. Будьте уверены, у меня имеются для этого очень важные основания. Вот все бумаги. Я взял их раньше, чем мне стало известно, что все это ваше, для того чтобы до них не дотрагивались чужие руки, чтобы чужие взоры не проникли в ее душу. Я приберегу их, если вы ничего не имеете против; я даже вам не хотел бы их показывать; я буду их хорошенько беречь. Ни одно слово не пропадет, а когда настанет время, я верну их вам. Я прошу у вас почти невозможного, но вы это сделаете? Ведь правда? Ради Люси?

— Делайте все, что хотите, доктор. Я чувствую, что говоря таким образом, я исполняю желание Люси. Я не стану тревожить вас вопросами, пока не настанет время.

— И вы правы, — ответил профессор. — Нам всем предстоит пережить еще немало горя. Не следует падать духом, не надо быть эгоистичным, нас зовет долг, и все кончится благополучно!

Эту ночь я спал на диване в комнате Артура. Ван Хелзинк совсем не ложился. Он ходил взад и вперед, точно карауля дом, и все время следил за комнатой, где лежала в гробу Люси, осыпанная белыми цветами чеснока, запах которых смешивался в ночном воздухе с ароматом роз и лилий.

22 сентября.

В поезде по дороге в Эксетер.

Джонатан спит.

Похороны были очень простые, но торжественные. За гробом шли мы, прислуга, пара друзей из Эксетера, лондонский агент и один господин, заместитель сэра Джона Пакстона, президента Общества законов. Джонатан и я стояли рука об руку и чувствовали, что потеряли дорогого и близкого человека. Мы медленно вернулись в город, доехав автобусом до Гайд-парка. Затем пошли по Пикадилли пешком. Джонатан держал меня под руку, как в былые времена. Я засмотрелась на очень красивую барышню в большой круглой шляпе, сидевшую в коляске, как вдруг Джонатан схватил меня за руку так сильно, что мне стало больно, и вскрикнул: «Господи!» Я нахожусь в постоянном страхе за Джонатана, поскольку все время боюсь, чтобы у него опять не повторился нервный припадок, так что я моментально повернулась к нему и спросила, что случилось.

Он был очень бледен, глаза выпучены, и он с ужасом смотрел на какого-то высокого, тонкого господина с крючковатым носом, черными усиками и остроконечной бородкой, также глядевшего на ту хорошенькую барышню, что и я. Он смотрел на нее так пристально, что совсем нас не замечал, и мне удалось хорошо рассмотреть незнакомца. Выражение его лица нельзя было назвать добрым, оно было сурово, жестко и чувственно, а крупные белые зубы, казавшиеся еще белее от ярко-пунцового цвета губ, походили больше на клыки животного, чем на зубы человека. Джонатан не спускал с него глаз, так что я испугалась, как бы незнакомец этого не заметил. Я боялась, что это его рассердит, так как вид у него был гадкий и злой. Я спросила Джонатана, почему он так взволнован. Джонатан, кажется, думал, что мне известно столько же, сколько и ему, и ответил:

— Ты знаешь, кто это?

— Нет, дорогой, — ответила я, — не знаю; кто это?

Ответ меня поразил, так как он, казалось, совершенно забыл, что разговаривает со мною, с Миной.

— Это он и есть!

Бедняжка Джонатана, как видно, что-то очень взволновало, я убеждена, не поддержи я его, он наверное упал бы. Он продолжал смотреть на незнакомца, не спуская глаз; из магазина вышел какой-то господин с пакетом, передал его леди в коляске, и они оба тотчас уехали. Мрачный незнакомец не сводил с нее глаз; когда она уехала, он долго глядел ей вслед, затем нанял экипаж поехал за ними. Джонатан все время не сводил глаз и, наконец, сказал как бы про себя:

— Мне кажется, что это граф, но он как будто помолодел. Господи, если это правда! О, Боже, Боже мой! Если бы я только знал! Если бы я только знал!

Он был так встревожен, что я боялась расспрашивать, стараясь не напоминать ему об этом. Я потянула его слегка за рукав, и он пошел со мной дальше. Мы немного прошлись, затем зашли в Гринпарк и посидели там. Был жаркий осенний день, так что приятно было отдохнуть в тени. Джонатан долго глядел в пространство, затем глаза его закрылись и, опустив голову мне на плечо, он заснул. Я не тревожила его, так как сон для него лучшее лекарство. Минут двадцать спустя он проснулся и ласково сказал:

— Что это, Мина, неужели я спал? О, прости мне такую невежливость. Зайдем куда-нибудь выпить стакан чаю.

Он, как видно, совершенно забыл о том мрачном господине, так же как и во время своей болезни он ничего не помнил о том, что было раньше. Мне не нравится эта забывчивость. Я не стану его расспрашивать, так как боюсь, что это принесет ему больше вреда, чем пользы, но все-таки нужно узнать, что с ним приключилось в путешествии. Боюсь, настало время распечатать тот пакет и посмотреть, что там написано. О, Джонатан, ты простишь меня, если я так поступлю, я делаю это только для твоей пользы!

Позже.

Во всех отношениях печально возвращаться домой — дом опустел, нет там больше нашего друга; Джонатан все еще бледен и слаб после припадка, хотя он и был в очень легкой форме… А тут еще телеграмма от Ван Хелзинка; что бы это могло быть?

«Вам, наверное, грустно будет услышать, что миссис Вестенр умерла пять дней тому назад и что Люси умерла третьего дня. Сегодня хороним их обеих».