Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– И поговорить, и ухи сварить, – вставил Левидов.
Настя закатила глаза.
– Смешно. Как в первый раз.
– И что морские люди дальше? – спросил Куган.
Настя долго выбирала леденец, словно искала особенный; выбрала, положила на язык, покатала во рту.
– Расплылись кто куда. Проклятые они, оттого злые. Бури наводят, корабли топят, расспрашивают моряков о конце света.
– Сначала топят, потом расспрашивают. На древнеегипетском… – Под взглядом жены Левидов осекся и щелкнул окурком в форточку.
– А зачем им конец света? – сказал Куган.
– Тогда снимется проклятье, и они снова станут людьми.
– И вернутся в разрушенные пирамиды.
– Захар!
– Все, молчу.
Настя раскусила леденец, захрустела осколками.
– Есть еще легенда о Беловодском островном царстве где-то за краем земли. Живут там наполовину люди, наполовину рыбы – рахманы. Вот только они не злые. А святые, блаженные.
– Не наш случай, – вырвалось у Кугана. Он даже испугался: вдруг Настя прикрикнет и на него. Или, напротив, хотел этого? – Откуда вы все это знаете?
– Из книг, откуда ж еще.
– Ну, может, бабушка…
Надя прыснула в кулак.
– Бабушка говорила, что я ведьма. Потому что хожу с распущенными волосами. – Длинные волосы Насти сейчас были собраны в косы и уложены венком. – А книги… Как я мечтала стать библиотекарем! Весь день сидеть и читать книжки! – Лицо Насти точно осветили глубоководным фонарем: оно сверкало чем-то юным и чистым, заслонившим превосходство красивой женщины. – Библиотекарша казалась мне волшебницей. Вот она ведет взглядом по корешкам, подбирает ингредиенты, кусочки интригующих историй, которые сделают меня счастливой на несколько дней.
– А что вы читали?
– Да все подряд. Авантюрная литература: Конан Дойл, Морис Леблан… Обожала Киплинга. Зачитала до дыр «Мартина Идена».
– А стихи?
– Лермонтов – он необыкновенный. – Настя погладила живот, словно там сидел маленький поэт.
Некоторое время они молчали.
– Значит, вы верите? – сказал Куган. – В то, что мы видели.
Настя посмотрела хитро.
– Есть в этом что-то притягательное, как в любой тайне, не находите? Думаю, ваша русалка с севера.
– Почему?
– Потому что крупная и страшная.
– Но откуда она на подводной лодке? Зачем?
Левидов снова хмыкнул.
– Думаю, баба-рыба выскочила в восемнадцатом, когда на новый календарь перешли. Был конец января, а потом – бац – сразу середина февраля. Это ж какой зазор. Вот нечисть и поперла. А ученые хвать – и в оборот…
– Захар сказал, что она вас укусила.
Куган осторожно кивнул.
– Можно посмотреть?
– Это не совсем…
– Снимай портки, дама просит! – гаркнул Левидов и, видя замешательство Кугана, глупо осклабился. – Отставить. Шучу.
Настя глянула на мужа и покачала головой.
– Не боитесь? – спросила она у Кугана.
– Чего?
– Стать русалкой. Или почти русалкой, раз она вас почти защекотала.
Он принял это за шутку, но Настя смотрела серьезно.
– Первую неделю боялся, что заразился чем-нибудь…
– Но рана быстро зажила. Угадала?
– Да. Это что-то значит?
– Допускаю, много всего. Во-первых, излишнюю чешуйчатость. – Настя загнула палец. – Во-вторых, красивый зеленый оттенок волос. – Она загнула второй палец. – Хвостатости, как мы уже выяснили, бояться не стоит…
Куган вдруг захотел уйти. От разговора потянуло невыносимой глупостью и скукой. В чем помогут поверья и сказки? Понять суть человеческих страхов? И что с того?
Он выключился: бездумно кивал, отвечал. Через час встал из-за стола и поблагодарил за угощение. Левидов проводил его до крыльца. Когда он доставал папиросу, у него дрожали руки. Лицо напарника зыбилось в красном огне спички.
– Говори уж. – Он поднял на Кугана черные провалы глаз.
– Что?
– Что думаешь.
– Да нечего говорить.
– Хм, ладно. Бывай.
Низко висели звезды – небо казалось посыпанным грубой солью. Стояла глубокая ночь, которой легко обмануть потерявшегося человека. Она слизала ориентиры, оставила только пустой берег и чернильную воду.
Куган долго брел по сырому песку, надеясь выйти хоть куда-нибудь. На кромке прибоя валялись раздавленные шары медуз. Везде был туман – на берегу, в море. В этом тумане можно было идти несколько дней, всю жизнь.
Он наткнулся на серый горб валявшейся килем вверх шлюпки, которая напоминала подводную лодку: долбленый остов с бортами из досок. Куган устроился спиной к шлюпке и закрыл глаза. Механически пересыпал песок, чувствуя пальцами острые чешуйки, нитки морской травы и обломки ракушек. Потом встал, перевернул шлюпку и увидел весла.
– Приглашаешь, значит…
Вставил весла в уключины, сложил их по бортам, столкнул шлюпку в воду и запрыгнул внутрь. Шлюпка медленно сползала в море. Куган устроился на банке и взялся за весла.
Грести ему нравилось: весла были послушными, ноги удобно упирались в дно шлюпки. Сто гребков, двести, пятьсот. В какой части бухты он находится? Из черной складки неба выглянула грязная луна с круглым миножьим ртом. Куган засушил весла и стал ждать.
Несколько раз он намеревался обратиться к черной воде, но лишь по-рыбьи хлопал ртом. Будто разучился говорить, как тогда, в палате, у койки Левидова.
«Говори уж».
Он открыл рот. Закрыл.
Возможно, говорить и в самом деле было нечего. И некому. Колдун мертв, а темное колдовство больше не имеет над ним силу.
На востоке посерело, потом заголубело. Потянуло рассветным ветерком. Скоро Куган увидел причал, пятнышко баркаса «Луфарь» и выросший за портом город.
Он перегнулся через планшир, умылся прохладной водой, налег на весла и запел:
– Я люблю ее, деву-ундину,
Озаренную тайной ночной,
Я люблю ее взгляд заревой
И горящие негой рубины…
Потому что я сам из пучины,
Из бездонной пучины морской…
* * *
Неизвестной лодке дали условное наименование ПЛ-0.
К подъему готовились долго. Над проектом корпел многоопытный Бобрицкий, главный корабельный инженер Экспедиции. Тип субмарины установить не удалось. Не раз спускались черноморские водолазы к неизвестному подводному кораблю за тщательными обмерами, прежде чем инженеры приступили к расчетам.
На подъем отрядили спасательное судно «Коммуна», спущенное на воду в имперском тысяча девятьсот пятнадцатом году с Путиловской верфи под названием «Волхов» (в «Коммуну» судно-спасатель переименовали в последний день тысяча девятьсот двадцать второго года – отметили образование Союза Республик). Сама княжна Романова разбила бутылку шампанского о борт из ковкой «путиловской» стали. В Первую мировую «Коммуну» использовали как плавбазу для снабжения подводных лодок. Затем огромный катамаран стал домом для эпроновцев.
Разработанный Бобрицким план был следующий. Под субмарину продернут четыре стальных полотенца, соединят их с гинями «Коммуны», поднимут ПЛ-0 на поверхность. Чтобы корпус не прорезало стропами, спроектировали специальные деревянные клетки.
С заводов пришли заказанные приспособления, и судоподъемная партия начала подготовку. Водолазную станцию Агеева к работам не допустили. Куган
